Читать книгу "Юродивый - Сергей Шхиян"

Как только на меня свалилось помещичье хозяйство, я сразу же начал менять порядки в имении. Главное новаторство состояло в том, что первым же своим декретом я изменил общий рацион питания. У покойного Кошкина оказались огромные запасы продовольствия, которое он то ли готовил на продажу, то ли гноил из жадности. Все это богатство мы и начали активно проедать. Эта популистская мера сразу принесла автору проекта всенародную любовь. Дворня, да и сами молодые Кошкины, мне чуть ли не аплодировали.

Однако после вторых поминок на девятый день, пришлось заговорить об отъезде. Степан уже немного пришел в себя и постепенно включался в обыденную жизнь, а испортившаяся погода прозрачно намекнула, что скоро придут холода и тянуть с отъездом больше нельзя. Моя призрачная одежда для минусовой температуры совсем не годилась. Марфа и Ульяна экипированы были не лучше.

Самый холодный день выпал на поминальный, девятый. Пока мы дошли до церкви, продрогли до костей. Молодая хозяйка заметила, во что мы одеты, прониклась, и предложила подобрать себе теплую одежду из батюшкиных запасов. Чиниться и отказываться я не стал, тем более что усопший собрал в сундуках такую коллекцию платья, которой хватило бы украсить хороший этнографический музей. Я даже заподозрил, что Кошкин не чурался банального грабежа на большой дороге, слишком много всякого, разного тряпья и рухляди скопилось в его закромах.

Перерыв несколько сундуков, мы смоги худо-бедно, приодеться. Ульяна приглядела себе легкую бархатную шубку с песцовым подбоем, я лисью, крытую шерстяным сукном, Марфа остановилась на красном бархате и соболях. Рухлядь которую мы выбрали, вряд ли имела большую ценность, она была не первой молодости, трачена молью, но надежно спасала от холода.

Полкан после моей медицинской помощи два дня отлеживался в коровнике, когда выздоровел, стал, открыто гулять по усадьбы, наводя ужас на местных собак. Сначала они пытались его облаивать, лезли в драку, но он быстро показал, кто здесь главный и навел образцовый порядок.

Ко мне он подходил нечасто. Если мы случайно встречались, вежливо тыкался головой в колени, приветливо вилял хвостом и шел своей дорогой. Однажды, когда поблизости не оказалось людей, я попытался с ним поговорить. Стереотип, что животные отличаются от нас интеллектом, даже после всего чему я оказался свидетелем, все-таки мне мешал относиться к псу как к равному. Но в тот раз, я решил рискнуть, поговорить с ним как с человеком.

— Полкан, мы скоро отсюда уезжаем, — сказал я. — Я хочу вернуться в свое время. Не знаю, кто ты на самом деле: оборотень, инопланетянин, просто очень умная собака, но мне кажется, ты меня понимаешь.

Пес сел на задние лапы и внимательно слушал.

— Я к тебе привык и вообще… Если надумаешь, давай держаться вместе. Короче говоря, если хочешь, то я возьму тебя с собой в будущее.

Когда мы с ним прошлый раз прощались в лесу, у меня в голове возникли его отчетливые мысли. То ли я уловил, о чем он думает, то ли придумал их за него. В этот раз ничего подобного не случилось, хотя я готов был услышать что угодно. Полкан не мигая, внимательно смотрел на меня, будто ждал, что я еще скажу.

— Если надумаешь отправиться вместе нами, мы с Марфой будем очень рады, — сказал я, чувствуя себя полным ослом.

Пес широко зевнул, лизнул мне руку и, не оглядываясь, ушел, предоставив мне думать что угодно. Больше возможности поговорить наедине у нас не было, а за день до отъезда, он и вовсе исчез. Я несколько раз обошел всю усадьбу, что бы с ним проститься, но его так и не нашел.

— Значит, все-таки, решил ехать, — спросил Степан, когда мы, на следующий после вторых поминок день, кончили обсуждать хозяйственные дела, и я символически передал ему руль управления имением. — Может быть, погостите хотя бы до весны? Очень я к тебе привык, да и Дарье вы с Марфой по сердцу.

— Не могу, очень тянет на родину. Да вам и без нас хлопот хватит. Не равен час, прознают о нас с Марфой наши враги, не только нам, но и вам не сладко придется.

— Ладно, если так. Только помни, что я тебе всегда рад. О коровинских мужиках не беспокойся, все устрою лучшим образом. Сам с малолетства батьке в хозяйстве помогал, крестьянскую долю хорошо понимаю!

Мы помолчали.

— Пойду собираться, — сказал я, вставая. — Хочу подарить тебе на память свой саадак. Мне теперь лук и стрелы вряд ли понадобятся…

Запорожец, понимающий толк в оружие, крякнул от удовольствия и прижал меня к груди.

— Вот уважил, так уважил! Не знаю чем тебя и отдарить!

— Дай пару лошадей, а то пешком нам долго добираться, путь не близкий. Если смогу, верну, не смогу не обессудь.

Собирать нам было особенно нечего, потому мы уже скоро были готовы отправиться в путь. День отъезда, вопреки предыдущему, случился теплым и солнечным. Провожать нас вышли все обитатели имения. Прочувственных речей не говорили, просто знакомые и незнакомые люди молча подходили и кланялись. Получилось трогательно.

— Жарко в шубе! — пожаловалась Ульяна, когда послеполуденное солнце прогрело воздух.

— Ничего, тебе попотеть не вредно, не будешь в другой раз одна по лесам бегать! — сказал я.

До заветного места ехать осталось всего, ничего, и девочка заметно нервничала. Я так и не смог понять характера ее отношений с новым служителем. Она то ругала его последними словами, то в рассказах о нем, у нее появлялись теплые нотки. Сначала я решил, что Ульяна просто влюбилась, до конца этого не понимает и мечется в детском максимализме. Когда же она начала задумываться и затягивать поездку, окончательно перестал понимать характер их отношений.

Лес, сквозь который мы пробирались, хоть и просветленный осенью, выглядел загадочно и дремуче. Изумрудные болотца попадавшиеся на каждом шагу, покрыла желтая павшая листва, над головой пронзительно кричали какие-то неведомые мне лесные птицы, дубы-колдуны роняли последние желуди, короче говоря, обстановка была сказочной.

— А что там будет? — время от времени боязливо спрашивала Марфа. На нее мои россказни о будущем произвели большое впечатление, и теперь она срочно хотела увидеть хоть какое-нибудь «чудо-чудное», «диво-дивное», и испугаться.

— Консервы и сплошная химия, — вместо меня сердито отвечала Ульяна, правильно произнося непривычные слова.

— Нет, правда, там что, телега без лошадей? — не унималась она.

Ульяне про автомобили я не рассказывал, потому она никак не могла взять в толк, почему Марфе далась какая-то телега без лошади.

— Нет там никаких телег, зачем в лесу телега? Тут ей и проехать-то негде.

Я молчал, думал о том, что «день грядущий мне готовит». Уезжать, к тому же навек, всегда грустно. Как бы сиротливо бесприютен ни был этот мир, я к нему привык и по-своему полюбил. У каждой эпохи есть свои хорошие стороны, даже у эпох войн и перемен.

Чем дальше мы пробирались вглубь чащобы, тем тяжелее становилось на сердце. Уже многие места казались мне знакомыми, уже перестали щебетать птицы, распуганные защитными волновыми барьерами. Конец пути неотвратимо приближался.