Читать книгу "Усыпальница - Боб Хостетлер"

— Именно это я и хочу сказать.

Рэнд поглядел на него, потом на Трейси.

— Я не особенно умею молиться, — сказал он.

— Вы же будете говорить не с нами, — ободрил его Карлос.

— Мне… надо закрыть глаза?

— Если хотите. Некоторым это помогает сосредоточиться.

— Ладно.

Прикрыв глаза и сделав глубокий вдох, Рэнд начал говорить.

— Иисус, Ты знаешь, что я не особенно умею это делать. Но я верю, что Ты воскрес из мертвых. Что Ты Тот, кем Себя называл. И я, пожалуй, готов делом подкрепить слова свои.

Рэнд помолчал.

— Посмотрим. Может, я делаю это неправильно, но прошу прощения за мои грехи, особенно за то, что не был хорошим отцом. Ужасно, что все эти годы я не делал того, чего Трейси была вправе ждать от меня как от отца.

Его голос задрожал от волнения.

— Я был ослом, и я знаю, что лишь в общих чертах рассказал об этом. Я прошу прощения. Прости меня, пожалуйста. Войди в мое сердце и сделай меня новым человеком, изнутри наружу, как сказал Карлос. Я вверяю Тебе мою жизнь. Что бы это ни значило, я буду следовать за Тобой отныне и до конца.

Рэнд открыл глаза. Трейси смотрела то на него, то на Карлоса, и в ее глазах стояли слезы счастья. Она улыбалась.

— Аминь, — сказал Карлос.

— Да. Правильно. Аминь. Это-то я и забыл.

Рэнд начал смеяться и плакать одновременно, и остальные тоже.

114

31 год от P. X.

Иерусалим, Верхний город

Последние несколько недель для Каиафы превратились в кошмар. Стали приходить донесения, что Иешуа, рабби из Назарета, видели то там, то тут живым, и не отдельные люди, а целые толпы народа в Галилее. Вести чаще всего приносил Малх, который за прошедшие после Пасхи недели успокоился. Казалось, он стал старше и выше ростом. Когда-то равнодушный слуга, теперь он отправлялся выполнять поручения улыбаясь, а то и напевая на ходу.

Приближался Праздник первого урожая, а Каиафа чувствовал себя развалиной. С Пасхи у него пропал аппетит и началась бессонница. Трудно было на чем-то сосредоточиться. Не раз случалось, что он вступал в разговор и переставал слышать собеседника, а тот продолжал говорить. Мыслями первосвященник уносился куда-то далеко. Уже несколько дней он страдал от сильных болей в груди, таких, что становилось трудно дышать, и Каиафа уже стал опасаться, что на него пало проклятие Божие.

Лежа на ложе в саду под оливковым деревом, он подозвал Малха.

— Я хочу спросить тебя, Малх.

Слуга с готовностью наклонил голову.

— Насчет Галилеянина, — добавил Каиафа, внимательно вглядываясь в лицо слуги.

Малх кивнул, улыбаясь.

— Похоже, ты немало о нем знаешь, — сказал Каиафа и закашлялся.

Когда приступ кашля миновал, он собрался с силами и продолжил:

— Похоже, ты все знаешь о событиях последних недель. Ты стал одним из них?

— Одним из них? — переспросил Малх.

— Последователей Галилеянина.

Малх задумался, но ненадолго.

— Да, — ответил он.

— Ты видел, как его схватили.

— Да.

— Ты видел, как его повесили на кресте деревянном.

— Да.

— Ты знаешь, что он умер и был погребен.

— Да.

— И все-таки ты стал одним из талмидим мертвого рабби?

— Нет, — ответил Малх.

— Нет? Но ты сказал…

— Я не последовал за мертвым рабби. Я видел воскресшего Мессию своими собственными глазами.

У Каиафы пересохло во рту.

— Ты его видел?

Малх кивнул.

— Рассказывай.

Лицо Малха озарила счастливая улыбка.

— Я отправился на гору Фабор с Андроником и Юнием. Там собрались сотни людей по зову Иешуа. Он сидел и говорил с нами, сказал, что вся власть в небесах и на земле вручена Ему и что мы должны передавать Его учение повсюду, чтобы люди всех народов стали Его талмидим.[64]

— Когда это было?

— Две недели назад.

— И ты видел его?.. Ты видел его.

— Вот этими глазами, — ответил Малх, кивая. — Как и другие, их было пять сотен или больше.

— Где он теперь?

— Они сказали — одиннадцать, — что считаные дни прошли с тех пор, как Он вознесся на небеса у них на глазах.

Каиафу снова начал душить кашель, и он скорчился от боли на своем ложе. Когда боль отпустила, Каиафа перевел дух и заговорил:

— Как такое возможно?

— Мы всегда знали: когда придет Машиах, он совершит множество чудес и знамений. Разве можно сделать что-то более великое, чем воскреснуть из мертвых?

— Но его же повесили на кресте деревянном, — сказал Каиафа.

Это не требовало объяснений. Малх, как и он сам, знал слова Закона Моисеева: «Ибо проклят пред Богом всякий повешенный на дереве».

— «Как змия во пустыне, — возразил Малх, — вознесен Он был во исцеление народа его»… и всего мира.

Каиафа откинулся на ложе и закрыл глаза.

— Этого слишком много для меня.

Его хрипящее дыхание несколько раз грозило перейти в кашель, но он старался лежать неподвижно.

— Просто слишком тяжело для меня.

— Нееман едва не отказался от исцеления, ибо с виду это было слишком просто. Возможно, «слишком тяжело» — благословение Господне, — ответил Малх.

Каиафа открыл глаза и посмотрел на него так, будто видел впервые.

— Когда ты стал таким мудрым?

— Я всего лишь слуга, — ответил Малх. — Слуга мудрого господина.

Каиафа бросил на него внимательный взгляд, но в лице Малха не было и намека на насмешку. Интересно, он имеет в виду Каиафу… или кого-то еще? Может, Галилеянина?

— Было бы странно, если б Кохен ха-Гадоль стал последователем деревенского рабби.