Читать книгу "Саша Чёрный - Саша Черный"

табачку понюхал — на полслова силы не хватило… Двинул он с досады бабу в бок — так она и взвилась, чтобы раскатной дробью его осадить. Да заместо того только и смогла, что между глаз ему плюнула. Даже и драться не стали, до того им обидно стало. Что ж драться, ежели и взвинтить друг дружку нечем.

Кот ихний, Гришка, драная голова, с забора так и залился:

— Ну и камедь, мышь вам во щи!.. Сроду такихделов не видал. Мы, на что коты, и то спервоначалу пофырчим-пофырчим, а потом плюемся да цапаемся. А — тут, слова не сказавши, он ее в бок, а она в него, обратной почтой — харкает.

Раскипятился мужик, хватил в кота поленом, да, спасибо, не попал. Пошел с бабой в избу, да, так и не ужинавши, огня не вздувши, и взобрались на полати…

Спиной друг к дружке, двуглавым орлом сонные пузыри пускать.

Опять же кузнец за пустырем на отлете борону клепал. Свистал, свистал, что ж за работа без свиста, — ан свист-то с губ вдруг и сдуло… Подивился он было — что за пес, кто ж губы заклеил? Да и удивляться-то не успеешь: молотом по железу стучит — ни стука, ни гука… Поддувало не скрипит, огонь не трещит… Что за наваждение?. Поскреб он в затылке, задом из кузницы выкатился, сел на старую наковальню. Час не поздний, а тишина вокруг — будто город периной накрыли. Одни псы — спаси и помилуй! — на свалке кости грызут да друг дружку, как нищие на ярмарке, собачьими словами облаивают.

«Пойди, сволочь, с моего места!» — «От сволочи слышу…» — «Да дайте ж ей, сукиной дочке, тяф, бычьим ребром по зубам — что ж она на мою падаль распространилась…»

Охнул кузнец, побежал к королевскому фельдшеру по соседству, авось тот ему какое разъяснение даст либо пиявки к разговорной жиле поставит. Да и с фельдшера-то взятки гладки: сидит на полу, телескопы выпучив, сам себя за язык тянет, а выдоить-то и нечего.

Словом, пошла тут жисть по всему королевству. Судья не судит, купец не зазывает, трактиры паутиной заплело, свадеб не играют, ребят не крестят, именин не справляют, в гости не ходят… В пустую молчанку только тараканов на стене бить интересно.

А скотину домашнюю да прочую живность, всю как есть, в лес прогнали — ну их к Анчутке, с разговорами ихними бесовскими. Умней людей хотят быть, пусть в лесу и подохнут. Не коровам баб доить, не коровам и разговаривать.

* * *

Особливо военных подрезало — хочь все войско распускай по задворкам в бессловесной одури подсолнухи грызть. Часовых у дворца и то сменить нельзя, пароля иг передавши… Стой хочь до седой бороды, пока квашней наземь не осядешь. Сам король караулы и похерил, своей властью пищали у часовых поотобрал — расходись, мол, по казармам слонов слонять, а немого короля тишина укараулит… Ученье начисто отменил. Без раскатной команды, без барабанного боя, без песен да марша одни лягушки по отделениям скачут, да и те квакают. Вздумали было спервоначалу батальонное учение по знакам производить, да воробьи засмеяли: «Первая рота пьяным серпом развернулась, вторая — себе на штаны наступает». Так и бросили. Заскучали тут генералы, распечь некого, — самовар, и тот громогласно бурлит, когда жар его проймет. Офицеры да фельдфебеля бесшумно орехи грызут, в дурачки, будто утопленники под водой, тихим манером дуются. Ни сока, ни сладости. Солдатики по углам хлеб да кашу жуют — что ж и собираться-то вместе, ежели за обедом ни шутки сшутить. ни легким словом перекинуться. Да и насчет прочего, скажем, с миловидным предметом в королевской роще прогуляться… Нельзя же девушку сразу за банты брать, разговор-то хоть махонький нужен.

А король и совсем скис. Приемы прекратил, не гла зами ж друг дружку облизывать. Всех иноземных заез жих гостей отвадил, границу закрыл — срамота ведь, братцы: гость разговорчивый из другого правильного государства придет — ужели кобылу к нему для беседы рядом за королевский стол сажать? Мораль по всем странам пойдет…

Королева с сынком безгласым все в опочивальне сидит, безмолвные слезы глотает. По всему дворцу ребятенок, словно чиж, трещал, а тут до того намолчался, что на пальцах разговаривать стал. Сердце надорвешь, смотревши.

Сидит как-то король у окна, на закат смотрит, слад кий пирог вилкой расковыривает. Власть ему не власть, еда не в еду… Только видит — вдали пыль закурилась, народ ко дворцу волной валит, немой громадой накатывается. А впереди отставной солдат Федька, малый еще не старый, которого в запрошлом году громом-молонь ей на часах оглушило. — с той поры он и онемел. Подо шли поближе, король аж в окно перегнулся. Экая вещь: лопочет что-то Федька, руками размахивает, а вокруг его бессловесным стадом народ рты поразинул, слушает не наслушается. Немой заговорил, языкатые онемели, видно, и впрямь деревья скоро корнями кверху расти начнут.

Взошел тут адъютант, на пальцах показал, что, мол, Федька к вашему величеству достигнуть желает, как, мол, прикажете?

Король и чин свой на подоконнике забыл, отстранил чубуком адъютанта да вприпрыжку сам к крыльцу побежал.

Перекрестился Федька, поклон королю до самой пряжки отдал да как заговорит, аж теплый ветер по толпе прошел, до того человечью речь слушать любо.

— Не тужи, ваше величество! Дело еще может на поправку пойти. А покуль что, разреши с глазу на глаз потаенный доклад сделать — вещь первой важности. Секрет при всех, как снег на базаре: по каблукам грязью разойдется…

Хватает его король ласково под локоть, ведет дорогого гостя в кабинет: дверь замкнул, во второй кабинет провел, опять замкнул. Посередь покоя стульчик ему придвинул, сам рядом сел, ухо приклонил. Чтобы не подслушивали, значит.

Федька-то тут и выпотрошился:

— Как я, ваше величество, после немоты своей заговорил, заодно с бессловесной тварью в обратную линию попавши, — тут собачка моя, миловидный Шарик, с разговором ко мне и прилетает. Однако ж она пес не нахальный, не возгордилась… Так и так, говорит, хозяин… Я это дело обследовала. По следам королевской свиты в лес смахала. Меж кустов и трав на хатку эту под дубом я и напала. Вижу, сова — круглый глаз, на цепи на загнетке сидит, колдуна своего драгунскими словами ругает. «Почему, — спрашиваю, — дура, ругаешься?» — «А почему ж он, злыдень, ушел семь трав собирать, а мне хоть бы корочку оставил, на цепь замкнул»… Собачка моя, натурально, зверь башковатый, в лес смахала, зайчонка сове принесла — трескай, стерва, а