Читать книгу "Эдгар Аллан По и Перуанское Сокровище - Карен Ли Стрит"

Жена затрепетала, точно лань в окружении волков, испуганный взгляд ее заметался из стороны в сторону, дыхание невероятно участилось. Просвистевший над нами камень и звон бутылки, разбившейся у наших ног, заставили ее приглушенно вскрикнуть.

– Вперед, американцы! Истинные американцы, вперед!

– Во имя Святой Девы, жги еретиков! Жги всех до единого!

Раздался оглушительный треск. Выстрел не на шутку испугал и меня, и Дюпена, по-видимому, тоже: выхватив скрытую в трости рапиру, мой друг взмахнул ею навстречу первому из громил, двинувшемуся на нас с кирпичом в лапище и вызывающим рыком:

– Вы кто такие? Наши или приезжие?

Клинок Дюпена со свистом рассек воздух и с такой яростью впился в запястье нападавшего, что тот, пронзительно взвизгнув, выронил кирпич.

– Предубеждения заменяют дуракам разум! – прорычал Дюпен и устремился вперед.

Рапира друга вновь сверкнула в воздухе, обезоружив еще одного из самых свирепых громил, исключительно ловко управлявшегося с палкой. Мы с Сисси рванулись следом за Дюпеном, держась в кильватере его атаки, и вскоре толпа, разгоряченная жаждой истребить либо прогнать прочь из города всех иностранцев и иноверцев, осталась позади.

Глава тридцать девятая

Несомненно, в тот вечер драматург, именовавший себя Джорджем Рейнольдсом, пребывал на вершине счастья: премьера его драмы в Театре на Честнат-стрит собрала полный зал, и публика громко восхищалась сим сомнительным творением под названием «Бегство влюбленных». Мне же куда более, чем эта ужасная пьеса, был интересен театр как таковой – ведь здесь еще девочкой, сразу же после смерти ее собственной матери, играла моя мать. Мысли о том, что она украшала собой эту сцену и приводила в восторг столь же многочисленную публику, радовали меня несказанно. Конечно, с тех пор, как здесь выступала мать, театр был перестроен, так как старое здание сгорело дотла в тысяча восемьсот двадцатом. Новый театр – огромный, величественный, способный вместить две тысячи поклонников Мельпомены, с подковообразными рядами кресел и тремя ярусами лож – выстроили по проекту Уильяма Стрикленда, но, несмотря ни на что, я чувствовал дух матери, витающий в этих стенах, и ее успех придавал мне мужества, дабы с честью высидеть фарс, вышедший из-под пера Рейнольдса, до победного конца.

– Должно быть, мистер Рейнольдс очень рад, – прошептала Сисси. – Вокруг – ни единого пустого кресла.

– В самом деле, – подтвердил я. – Что весьма удивительно, учитывая…

– Эдди, прошу тебя!

Повинуясь сей настоятельной просьбе, я придержал рвущиеся с губ слова критики и вновь устремил взгляд на миссис Рейнольдс. Та, стоя одна в сиянии газовых рожков, продолжала во всеуслышание тосковать об утраченной любви – если, конечно, я верно уловил суть ее бесконечных стенаний.

– Да, она воистину талантлива, – шепнул я на ухо Сисси. – Запомнить столь длинный и скучный монолог – такое далеко не каждому под силу.

Сисси приложила к губам палец и сурово сдвинула брови. Через некоторое время, показавшееся мне несколькими часами, миссис Рейнольдс, вконец истерзанная разлукой с истинною любовью, поникла головой, огни по сему сигналу начали меркнуть, и сцена окуталась тьмой. Вокруг загрохотало, словно в грозу: публика разразилась оглушительными аплодисментами.

– Выйдем на воздух? Антракт, по всей видимости, будет долгим, а мне как никогда нужно освежиться, – негромко сказал я Сисси.

Жена покачала головой.

– Мне и здесь хорошо: в зале куда теплее, чем снаружи.

Склонившись к ней, я поцеловал ее в щеку и двинулся в фойе, но, стоило мне приблизиться к дверям, меня окликнули:

– Мистер По! Для вас сообщение, мистер По!

Я оглянулся. В проходе, подняв руку над головой, дабы привлечь к себе внимание, стоял молодой человек в опрятном черном костюме.

– Мистер По, прошу, откликнитесь!

– Я здесь, сэр! – отозвался я, помахав ему в ответ.

– Вам сообщение от миссис Рейнольдс, – объявил юноша, маня меня к себе. – Она хотела бы встретиться с вами наверху. Идемте, я покажу дорогу.

С этими словами молодой человек развернулся и повел меня за собой. Поначалу все это ввергло меня в немалое недоумение – что там за спешность, с которой нельзя подождать до конца представления? – но в следующую же минуту я вспомнил толпу поклонников, осаждавших миссис Рейнольдс по окончании пьесы. Вскоре мой юный провожатый остановился и указал мне на лестницу.

– Сюда, сэр. Миссис Рейнольдс ожидает вас в приемной.

– Благодарю вас, – ответил я, однако юноша уже исчез, смешавшись с толпой народу, заполнившей фойе.

Перебирая мысли в поисках сколь-нибудь убедительной похвалы, в коей сия прозорливая леди не заподозрит неискренности, я двинулся наверх по ступеням, укрытым ворсистым ковром, но, стоило мне одолеть половину пути, сверху раздался пронзительный женский крик. Я тут же рванулся вперед, в несколько прыжков миновал оставшиеся ступени и распахнул дверь, что выходила на лестничную площадку. Комната была тускло освещена неверным, колеблющимся пламенем газового рожка, и в его отсветах передо мною предстала монструозная тень, сцепившаяся в схватке с призрачно-бледной женщиной. Еще один сдавленный, жуткий, захлебывающийся крик – и жертва, рванувшись из рук злодея в отчаянной попытке освободиться, с ужасающим грохотом ударилась спиною о стену.

– Назад! – вскричал я, со всех ног устремившись к извергу, однако за порогом меня словно бы перенесло в ночной кошмар: каждое мгновение тянулось без конца, каждый звук был искажен и оглушительно громок. Прежде чем мне удалось достичь цели, этот дьявол что есть сил толкнул леди, и я с ужасом увидел, как она падает в проем распахнутого окна, а окно поглощает ее, точно жадная, ненасытная пасть.

– Нет!

Казалось, мой возглас рвется наружу из самого сердца. Я бросился к даме в надежде поймать ее юбки и предотвратить неизбежное, однако порыв злодея, ринувшегося из комнаты прочь, сбил меня с ног. Жуткий шорох шелков о подоконник, глухой стук зацепившего оконный переплет каблука, и призрачно-бледная леди грациозно канула во мрак – лишь элегантная туфелька, свалившись с ее ноги, тихо, точно напоминание об утраченном, упала на пол, а пальцы мои ухватили лишь пустоту. Оглядевшись по сторонам, я обнаружил, что и злодей, и его жертва исчезли. Охваченный ужасом, я с трудом поднялся на ноги и, нетвердо ступая, устремился к окну. При мысли о зрелище, ждущем меня там, снаружи, к горлу подступила тошнота, однако безумная надежда – быть может, леди сумела ухватиться за какой-нибудь выступ в стене и держится за него изо всех сил, так что ее еще не поздно спасти? – помогла совладать с собой. Увы, стоило мне выглянуть за окно, как все надежды пошли прахом. Распростертое тело Ровены Рейнольдс белело далеко внизу, на уличной мостовой, изломанное, разбитое, точно фарфоровая кукла. Пораженный кровавой картиной, я отшатнулся от окна и увидел того самого юношу, что провожал меня сюда, застывшего в дверях с разинутым ртом.