Читать книгу "Освод. Челюсти судьбы - Виктор Точинов"

– Кто эта женщина? – спросила она, хотя тоже сидела спиной к Лернейской.

– Начальница… Не прямая и непосредственная, но все же… Если задержусь, Властимир проводит вас до номера. Проводишь?

Он обрадованно кивнул. Наверняка не хотел возвращаться к пьяной компании оккультистов.

* * *

Мы с Лернейской (пардон, с Анахит Саркисовной Лернейской) отошли подальше, но разговор начать не успели.

Из кустов, тараня их, как дикий кабан, буквально выломился Бодалин. Уставился на нас абсолютно пьяным взглядом. Первый день конгресса, да и большую часть второго, глава оргкомитета выглядел на фоне своих гостей сугубым трезвенником. Но сейчас расслабился.

С трудом сфокусировав взгляд на наших бейджах участников ИБК и опознав своих, Бодалин произнес:

– А вы что тут? Сейчас Цезик будет петь… битловские… ик… песни… в переводе на санскрит… под ситар и под… как ее там… в общем, под какую-то индийскую дудку… давайте-давайте, подтягивайтесь…

Не дожидаясь ответа, он снова исчез в кустах, и вскоре мы услышали, что он агитирует кого-то еще, собирая аудиторию для неведомого Цезика.

– Пошли в мой номер, – решила Лернейская. – Разговор серьезный, и здесь неподходящее для него место.

Повела к корпусу она меня кружным путем, через становище ихтиофагов – сказала, что хочет заодно забрать мужа, хватит ему на сегодня.

Пока г-жа вице-директор отыскивала супруга среди рассевшихся тут и там кучек оккультистов (а справилась она на удивление быстро), я нашел Ихти и поставил задачу: заканчивать наблюдение за тусовкой и возвращаться вместе с сестрой к нашему биваку. Не то, чтобы я всерьез воспринял рассуждения Импи о бойне, которую могут устроить здешним фрикам, но… Но лучше перебдеть. Из Властимира, случись что-то подобное, боец никакой, за ним даже штатное оружие не закреплено. Ихти кивнула: сделаем.

И тут я увидел, как между деревьями, в отдалении, мелькнуло и исчезло нечто знакомое, но совершенно здесь неуместное. Можно было бы списать все на совпадение: мало ли девушек с ярко-рыжими волосами носят байкерские кожаные куртки? Но я вспомнил, что сегодня утром слышал знакомые звуки «вонючей тарахтелки»…

– Ихти, ты здесь больше провела времени, не встречала, случайно…

Я не договорил, нам пришлось податься в сторону – прямо на меня и Ихти двигался старина 666-й, и, судя по всему, сворачивать не собирался. Не знаю, пил ли на мероприятии этот деятель (после инсульта вроде бы не должен), он и утром выглядел так же невменяемо.

Он прошел мимо нас, как мимо пустого места, затем неожиданно развернулся и заявил:

– Ab ova committitur mala… Timor ova!

Левая половина его рта двигалась не в такт правой, речь звучала невнятно, и я лишь сообразил, что это латынь (да и то благодаря классическому «аб ова»).

На беду, 666-й решил усилить эффект от тирады жестом и погрозил нам с Ихти своей тростью. Лучше бы он этого не делал: оставшись без дополнительной опоры, тут же растянулся на песке.

«Дарк, пошли, хватит заниматься ерундой!» – мысленно поторопила меня Лернейская.

«Иду, иду…» – отозвался я, поднимая на ноги бедолагу оккультиста, продолжавшего бормотать себе под нос все тише и тише:

– Timor ova, timor ova, timor ova…

Наверное, все-таки не удержался, пригубил под корюшку.

Глава 9

Нет таких крепостей…

Супруги Лернейские занимали два соседних номера. Неудивительно… Окажись я каким-то чудом на месте г-на Заушко, тоже бы старался выдерживать дистанцию в общении с благоверной.

Господин сочинитель (немало выпивший сегодня на брудершафт с благодарными читателями) отправился к себе, отдыхать. А мы с госпожой вице-директором зашли в ее номер. В люкс, разумеется, причем обставленный получше люксов «Чайки».

Первое, что привлекало там внимание, – шахматный столик, стоявший в центре гостиной. Шахматы оказались необычные, для четырех игроков: увеличенная доска с бо́льшим, чем обычно, числом клеток, да еще по углам в нее были словно бы врезаны четыре маленьких вспомогательных доски на шестнадцать клеток каждая.

Четыре армии (окрашенные, кроме привычных черного и белого цветов, в красный и зеленый) расставлены и готовы к бою. Вид их не позволял усомниться, что шахматы нездешние, что их привезла Лернейская с собой: все фигуры и пешки стилизованы под обитателей водной стихии.

Белыми командовал король-Левиафан, а главной ударной силой у него был ферзь-косатка. Ладьями «работали» нарвалы, слонами – морские слоны (неожиданно, правда?), конями – моржи, а в качестве пешек выступали дельфины, слишком стилизованные, неопознаваемые.

У красных верховодил Великий Кракен, и все его воинство состояло из беспозвоночных: пешки – медузы, ферзь – каракатица, прочие фигуры – спруты, крабоиды и раки.

В подчинении Морского Змея, соответственно, находились морские пресмыкающиеся. Причем эта армия была окрашена в зеленый цвет, отчего ладьи – большие морские черепахи – напоминали Властимира, институтского шахматного чемпиона.

Но внимательнее всего я рассматривал черные фигуры. Потому что роль ферзя там исполнял кархародон – и, учитывая расцветку, он весьма походил на вторую мою ипостась. Ну а за главного была Царь-рыба мегалодон – ископаемая гигантская акула, убийца китов.

От Лернейской не укрылся мой интерес.

– Сыграем? – предложила она.

Игрок я средний… В сравнении с Властимиром – любитель из начинающих. Проигрывать не хотелось и я попытался отмазаться:

– Не знаком я с этими новомодными шахматами для четверых… К тому же нас всего двое.

– Напротив, это старинная игра, расцвет ее популярности был в восемнадцатом веке… Правила отличаются незначительно, быстро сориентируешься. Играть можно вдвоем: каждый игрок ходит и за себя, и за союзника.

– Меня вообще-то ждут там, на берегу, – сделал я еще одну попытку. – А у нас, кажется, еще намечался разговор?

– Сыграем блиц, – не отставала Лернейская. – По десять секунд на ход. Партия не затянется.

Не знаю отчего, но мне показалось: она и столик сюда привезла, и нашу встречу организовала единственно с этой целью: сразиться в четверные шахматы с Сергеем Чернецовым. Догадка бредовая, но именно так мне казалось.

– Хорошо, – сдался я. – Но с одним условием: вы прекращаете со мной любые ментальные контакты. Слишком это большая фора в шахматах – читать мысли соперника. С таким гандикапом игра не имеет смысла.

– Не вопрос.

Цветастое пончо, драпировавшее фигуру Лернейской, колыхнулось – очевидно, его владелица пожала плечами. Неприятный зуд в висках исчез, ментальный контакт разорвался. И я наконец-то позволил себе мысль, которую до того старательно загонял в глубины подсознания: да что же она прячет под своей накидкой?