Читать книгу "Нормандцы в Сицилии. Второе нормандское завоевание. 1016-1130 - Джон Джулиус Норвич"

«Получив эту весть, Рожер собрал своих соратников и спросил у них совета. Все ответили: «Воистину, это прекрасный план для всех, ибо тогда страны станут христианскими». Но Рожер поднял ногу и, издав неприличный звук, сказал: «Я считаю, что это не лучший совет… Когда эта армия будет здесь, мне придется предоставить корабли и еще многое другое, чтобы переправить в Африку их и мои собственные войска. Если мы завоюем эту страну, она будет принадлежать им, а мы должны будем посылать им провизию с Сицилии, и я потеряю деньги, получаемые каждый год от торговли. Если же, наоборот, поход закончится неудачей, они вернутся на Сицилию и станут надоедать мне здесь. Более того, Темим сможет обвинить меня в бесчестье, заявив, что я нарушил слово и порвал связи дружбы, существовавшие между нашими странами».

Ибн аль-Атхир писал примерно через сто лет после смерти Рожера. Факты у него немного спутались, эпизод, о котором идет речь, скорее всего, соотносится с отказом Рожера присоединиться к совместной пизанско-генуэзской экспедиции против Темима в 1086 г. Рассказ аль-Атхира ценен не столько как источник исторических сведений, сколько как свидетельство касательно репутации Рожера в арабском мире. Это также одна из немногих дошедших до нас историй, которые рисуют портрет – пусть неточный и схематичный – Рожера как человека. О его личности и частной жизни мы знаем до обидного мало. Единственное, что можно утверждать, – он в полной мере обладал плодовитостью Отвилей. В сохранившихся источниках упоминается о по крайней мере тринадцати, а может быть, семнадцати детях от разных матерей, на трех из этих женщин – его возлюбленная Юдифь из Эврё умерла молодой – Рожер последовательно был женат, но, возможно, список его потомков этим не исчерпывается. Об остальных чертах его характера мы можем судить только исходя из того, что нам известно о его жизни и достижениях.

Но что это была за жизнь! К тому времени, когда Рожер умер 22 июня 1101 г. в своей континентальной столице в Милето, ему исполнилось семьдесят лет. Из них сорок четыре года он провел на юге, а сорок отдал Сицилии. Будучи младшим из Отвилей, он не имел даже тех преимуществ, которыми пользовались его братья, но к моменту смерти, будучи формально всего лишь графом, верным вассалом своего племянника, он считался одним из самых выдающихся государей Европы, и по меньшей мере три короля – Филипп Французский, Конрад Германский (сын Генриха IV)[74] и Кальман Венгерский – были его зятьями. Сицилия при его правлении преобразилась. Остров, некогда отчаявшийся и деморализованный, раздираемый междоусобицами, пришедший в запустение после двух столетий плохого правления, превратился в политически цельную, мирную и процветающую страну, где представители четырех народов – поскольку благодаря усилиям Рожера несколько процветающих лангобардских колоний были основаны в окрестностях Катании – и трех религий счастливо жили бок о бок при взаимном уважении и согласии.

Именно в этом лежит важнейшее из достижений Рожера, и его значение выходит – во времени и пространстве – далеко за пределы Центрального Средиземноморья XI в. В феодальной Европе, где кровопролитие стало частью повседневной жизни, оглашаемой шумом тысяч мелких стычек, раздираемой схизмой и постоянно омраченной глобальным конфликтом между императором и папой, он оставил после себя страну – еще не нацию, – в которой бароны не были слишком бурными, а греческая и латинская церкви не боролись ни со светской властью, ни друг с другом. В то время, пока остальные обитатели континента тратили свои силы и позорили себя в крестовых походах, где циничное своекорыстие удивительным образом сочеталось с туманным идеализмом, Рожер – единственный из европейских правителей успевший познать на собственном опыте суетность крестоносного духа – стал поборником цивилизованного политического и религиозного мышления, при котором все народы, веры, языки и культуры в равной мере поддерживались и поощрялись. Подобный феномен, не имеющий параллелей в Средневековье, не часто встретишь и в другие эпохи, и образец, который граф Рожер Сицилийский предоставил Европе в XI в., может с выгодой быть использован большинством наций в современном мире.

Глава 20

Аделаида

В то время как другие христианские правители делали все возможное как лично, так и своими щедротами, чтобы защищать и подпитывать наше королевство, словно нежный росток, этот властитель и его наследники никогда до сего дня не обращались к нам со словами дружбы, несмотря на то что они лучше и наиболее удобно расположены, чтобы предоставить нам практическую помощь или совет. Они, по-видимому, всегда помнили обиды и таким образом наказывали весь народ за ошибку, которую, собственно, следовало бы приписать одному человеку.

Вильгельм Тирский, кн. XI

Ныне ничего не осталось от аббатства Пресвятой Троицы, основанного графом Рожером в Милето. Землетрясение, разрушившее город в 1783 г., не пощадило и его, и все, что сохранилось от могилы графа, – уцелел только древний саркофаг, который ныне хранится в археологическом музее в Неаполе. Монастырская церковь была не очень большой и не особенно грандиозной, но в этот день в конце июня 1101 г. она предоставила скорбящим физическое и духовное убежище; и когда окончилась заупокойная месса, молодая темноволосая женщина с двумя маленькими мальчиками вышла из прохладной тени на солнечный свет.

Графиня Аделаида была дочерью Манфреда, маркиза, брата великого Бонифация из Савоны. Она стала третьей женой Рожера в 1089 г.; ее мужу было под шестьдесят, но он, невзирая на то что двое сыновей и дюжина с лишним дочерей служили надежным подтверждением его мужественности, все еще не имел наследника. Жордан, которого он любил и который унаследовал все качества Отвилей, родился вне брака, в то время как Годфри, его единственный законный сын, был прокаженным и жил в заточении в отдаленном монастыре. Поначалу казалось, что Аделаида не сумеет исполнить свой долг, и, когда с момента женитьбы прошло два года, юная графиня оставалась все такой же тоненькой, а по Сицилии распространился слух, что Жордан умер от лихорадки в Сиракузах[75], надежды Рожера на основание собственной династии представлялись совершенно несбыточными. Но в конце концов его молитвы были услышаны. В 1093 г. Аделаида родила сына – Симона, а двумя годами позже (22 декабря 1095 г.) подарила своему мужу другого, которого он с понятной гордостью – поскольку ему уже исполнилось шестьдесят четыре – назвал Рожером.

Вопрос о наследнике больше не стоял, но будущее Силиции все еще выглядело безрадостным, и многие из собравшихся в тот день в церкви Пресвятой Троицы, вероятно, ловили себя на том, что их мысли уносятся от слов реквиема к предстоящим трудным годам. Симону исполнилось восемь лет, Рожеру – пять с половиной, страну ожидал долгий период регентства. Аделаида была молода, неопытна, к тому же женщина. Итальянка из далекой северной Лигурии, она не могла рассчитывать на преданность ни одного из народов, которые теперь оказались под ее властью, – нормандцев, греков, лангобардов, сарацин. Из языков она знала итальянский, латынь и чуть-чуть нормандский диалект французского. Как могла она справиться с одним из самых разнородных в культурном и национальном отношении государств Европы?