Читать книгу "Желтые розы для актрисы - Лариса Соболева"

– Роби, мальчик мой… – Мать обняла его, погладила по волосам. – Не переживай, плюнь на них. Да любая девушка…

Он сбросил ее руки, гаркнув:

– Иди! Жду тебя в машине.

Роберт успел сесть в автомобиль и достать сигареты, обычно он не курил, но когда попадал в ситуацию подвоха, который чуял шкурой, хватался за сигарету. Не успел выкурить и трети, как из подъезда вылетела мать и бежала (семенила), насколько могла быстро на безумных для ее возраста каблуках. Она залезла в салон и обмахивалась сумочкой, широко открыв глаза, явно ничего не видя пред своим носом, кажется, Катрин была шокирована.

– Что, мама? – спросил Роберт. – Что там у Гелки?

– Роберт… я… видела… я видела… Ой, смотри, она!

Из подъехавшего такси вышла абсолютно трезвая Саша! Теперь Роберт был в шоке, зато мама не растерялась, рявкнув на манер хабалки:

– Роб, чего рот раскрыл?! Снимай ее на камеру!

Он машинально, не понимая, зачем это делает, снял, как Саша бежала к подъезду Гелы. Когда она вошла, Роб остановил видеосъемку, но мать, схватив его за руку, трясла сына:

– Снимай все-все! Включи камеру назад! Не знаю, что будет, но что-то будет! Я видела, как Алексей вел пьяную Гелу к лоджии! Включи камеру!

Роберт повиновался и начал «пустую» съемку, минут через пять-семь из подъезда выбежали Алексей с Сашей, побежали за дом. Едва они скрылись за углом, он отключил съемку, в это время мать, вглядываясь в темноту, всхлипнула:

– Алешка сбросил ее вниз!

– Кого? – не понял Роберт.

– Гелу! Я видела, как Алешка свесил ее с перилл… и сразу убежала. Зачем он свесил? Чтобы упала? Прости, Роби, я боялась, что и меня он… скинет вниз.

– Выходи! – завел мотор Роберт. – Бери такси и уезжай.

– А ты?

– Я сказал, уезжай! И забудь все, что видела! Поняла?

Она судорожно закивала головой, неуклюже выбралась из машины, кажется, на ногах еле держалась, но Роберт решил, что мать обойдется без его помощи, и нажал на газ…

* * *

– Так я подъехал к ним, – закончил Роберт.

Иннокентий внимательно слушал этот складный рассказ, но слова – это всего лишь сотрясение воздуха. Если у Роба не будет доказательств, что было именно так, как он рассказал, грош цена всем его россказням, словесам и эмоциональным переживаниям.

– И вы, конечно, съемку не сохранили, – вздохнул Иннокентий.

– Конечно, – кивнул с усмешкой Роберт, – сохранил.

– Да что вы! И больше трех лет… это самое… – крутил кистью Иннокентий, – хранили?

– Такие вещи хранят всю жизнь. Вон вы приехали и меня почти обвинили черте-те в чем.

– А нельзя ли посмотреть?

– Можно. Видео я перенес в комп. Берите стулья…

Массивные стулья стояли вдоль стены, оба детектива синхронно, как по команде, встали, взяли по стулу и пришли к Робу, сев немного позади него. Роберт нашел видеофайлы, показал сначала один, затем другой, времени демонстрация заняла немного. Иннокентий попросил записать на его флешку оба файла, Роберт и эту просьбу выполнил, а отдавая, смотрел в лицо сыщика немножко с жалостью, немножко с победным превосходством. Иннокентий не мог не поинтересоваться:

– Почему вы до сих пор молчали, имея такой материал?

– Хм, понимаю, о чем вы. Мы с Алешкой не ладили, это хороший способ убрать его подальше, но… он мой брат. Родной. Семью и Родину не выбирают. Почему из-за какой-то гадины я должен отправлять его за решетку? Зачем? Я первый наследник, если уж смотреть на наши отношения с меркантильной точки зрения. Просто сейчас, когда вы пришли с конкретными обвинениями против меня, я вынужден защищать себя всеми способами. Но надеюсь, мы договоримся и не будем придавать огласке эти факты?

– А что между вашей бывшей и Алексеем могло произойти, что он решился на преступление?

– Откуда мне знать! Могу только догадываться. Думаю, Гелка нашла какую-нибудь оплошность и стала шантажировать Алешку – это был ее принцип удачной жизни. Да что бы ни случилось, Алексей прав, извините. У меня духу не хватило, так хоть он… Я ему благодарен, между нами, девочками.

Попрощались. Иннокентий отказался от лифта, решив спуститься по лестнице пешком. Видя его разочарование, Никита молчал, не хотел подливать масла в огонь неудачи, к тому же дело получило новый поворот, который еще нужно осмыслить, обдумать. И вдруг Иннокентий заговорил о наименее важном:

– Видел? Генетический анализ сделан три года назад, а я уж думал, мне померещилось, когда смотрел результат экспертизы первый раз.

– Получается, он два раза делал генетическую экспертизу? – подключился к диалогу Никита. – Когда сыну было два года и в четыре?

– Именно. Если верить твоей королеве бомжей.

– А смысл ей врать? Нет, Инок, она сказала правду. Наверное, Роб захотел еще раз убедиться, что сын от него.

– А одного раза не достаточно? – пробросил Иннокентий.

Ах, паузы, паузы… Иной раз они такие красноречивые, просто кричащие, потому как слишком понятны, осталось только озвучить, что и сделал Никита:

– Что ж это получается, Алексей… убийца Гелы?

– Ну… – только и развел руками Иннокентий, ему просто нечего было сказать, нечем защитить симпатичного Алексея.

– Я больше склонен думать на Матвея Павловича, Гела его тоже доставала, но Алексей… А?

Тот махнул рукой, ничего не сказав. Никита приостановился, глядя на прямую спину Иннокентия, спускавшегося по лестнице, быстро сосчитал кое-что в уме, сформировал вопросы и помчался догонять, можно сказать, шефа:

– Инок, у меня еще вопрос: а почему ты…

Иннокентий обернулся и выставил указательный палец:

– Отстань со своими вопросами.

* * *

«Двенадцатую ночь» зрители любили, как и все костюмные спектакли, Саша играла Виолу, ей нравилось расхаживать в мужском костюме, широкополой шляпе и в плаще до пят, нравилась роль и шекспировский дух. Наступил антракт. Намотав на обе руки концы плаща, чтобы он не цеплялся – упаси бог, за декорации! – Саша спустилась под сцену в сопровождении второго охранника, перешла на другую сторону и поднялась. Охранник остался у кабинета главного, а она, постучавшись, вошла.

Геннадий Петрович стоял спиной к ней, глядя в окно, за которым белело поле театрального двора. Обычно он сидит в зале, в антракте может зайти за кулисы и сделать замечания, он никогда не прекращал работы, пытался и в процессе эксплуатации довести спектакль до ума.

– Геннадий Петрович, – тихо, боясь спугнуть его, сказала Саша, – можно с вами поговорить?

Он повернулся к ней лицом… все-таки это уже другой Геннадий Петрович, тот, кого она увидела в зале на собрании безумия, плюс еще что-то в нем появилось – утверждающее. Он реально изменился. Его размазывали и обливали помоями, но ничто не пристало к нему, его уничтожали и унижали, не задумываясь, что люди умирают после подобных судилищ, а он словно Феникс со свежими силами готов к новым свершениям. Саша видела его умные глаза без тени печали, но с огнем решимости, и, честно сказать, растерялась: не такого Геннадия Петровича она ожидала встретить. Этому легче сказать, с чем к нему пришла, да все равно язык не поворачивался, Саша молча стояла у входа. А он, не дождавшись от нее ни бе ни ме, спросил: