Читать книгу "Субмарины-самоубийцы. Секретное оружие Императорского флота Японии. 1944-1947 - Ютака Ёкота"

Эсминец на поверхности делал уже четвертый заход. Вниз пошла новая дюжина глубинных бомб. Они легли глубже лодки и за ее кормой, толкнув к поверхности словно гигантской рукой. Течь в носовом отсеке была ликвидирована, но возникла другая, ближе к корме. Лодка стала быстро набирать воду и медленно погружаться кормой вперед.

Капитан Сугамаса попытался прекратить этот процесс. Первую серию бомб мы приняли на глубине 125 футов и оставались на этом горизонте и в ходе всех последующих атак. Субмарина Сугамасы могла спокойно погружаться на глубину более 300 футов, но он решил рискнуть.

Обычно во время атаки на нее подводная лодка старается погрузиться как можно глубже, оставляя между собой и неприятелем максимальную толщу воды. Зная это, командир атакующего корабля отдает приказ устанавливать гидростатические взрыватели глубинных бомб на предельную глубину взрыва. Но Сугамаса перехитрил врага. Та последняя серия глубинных бомб сработала глубоко под нами. Пока неприятель продолжает посылать свои бомбы столь глубоко, у нас сохранялся шанс на спасение. Неудивительно, что Сугамаса стал самым молодым командиром подводной лодки на нашем флоте, подумал я. Он знает, что делает. Ему по силам вытащить нас из этого ада.

Однако корма лодки была отягощена поступившей через течь водой. Несмотря на работающие двигатели, из-за этого избыточного веса мы неуклонно уходили все глубже и глубже. Сейчас дифферент на корму составлял 15 градусов, нос лодки находился намного выше кормы. Наступило время для другой игры, решил наш капитан и приказал произвести «малое продутие».

Такой прием достаточно опасен и редко осуществляется в присутствии врага. При таком продутии сжатый воздух высокого давления поступает в главные балластные цистерны и вытесняет часть воды для облегчения подводного судна. Но делать это нужно чрезвычайно осторожно. Иначе сжатый воздух может заполнить цистерны целиком и буквально выбросить лодку на поверхность. Все это сопровождается также воздушным пузырем, который, поднявшись на поверхность, явно показывает вражеским дозорным местоположение лодки.

Но нам надо было попытаться проделать это – другого выхода просто не было. Очень осторожно, малыми порциями воздух подали в одну из балластных цистерн, вытеснив из нее воду. Субмарина легла на ровный киль и осталась в таком положении. Она напомнила мне боксера на ринге, который пропустил много ударов и вдруг получил небольшую передышку. К этому моменту на нас уже было сброшено более пятидесяти глубинных бомб. Благодаря искусству капитана Сугамасы мы все еще были живы. Нам здорово повезло.

Но будет ли нам везти и дальше? Подобно все тому же боксеру, исполненному отваги, мы все продолжали вести бой. Но мы, как и боксер, который пропустил пятьдесят ударов своего противника, были ранены. Слишком много повреждений мы получили. Сейчас мы могли только зависнуть в толще воды и ждать. У нас не было сил нанести ответный удар. И мы знали, что вскоре последуют новые, еще более мощные удары. Сможем ли мы их выдержать?

Глава 16

ГЕРОИЗМ И ВЫЖИВАНИЕ

Мы, оставшиеся пятеро водителей «кайтэнов», стояли в кают-компании, превратившейся после бомбардировки в хаос. Мы смотрели друг на друга, на свои мрачные и бледные лица. Каждый знал, что думают все остальные. Следует ли нам умереть здесь? Может, это будет наилучшим ответом нашим критикам? Неужели нити наших судеб заплелись столь вычурно, что вся наша подготовка, все усилия, вся доблесть духа были потребны только для того, чтобы прийти к такому страшному концу и погибнуть без какой-либо возможности помочь родной стране? Я надеялся, что никогда больше не увижу ту безнадежность, которая сквозила сейчас во взорах моих товарищей, когда мы устало привалились к тому, на что еще можно было опереться, и обреченно ждали последнего, сокрушающего все и вся удара врага.

У капитана Сугамасы была еще одна причина, по которой он не мог погрузиться слишком глубоко. Он не мог увести свою подлодку на глубину 325 футов, чтобы ускользнуть от этого дьявольского эсминца наверху, из-за «кайтэнов». Максимальная глубина погружения, на которую они были рассчитаны, составляла 250 футов. Более того, сейчас не было никаких гарантий, что они перенесут и такое погружение. Взрывы глубинных бомб наверняка повредили некоторые из них. Погружение на сколько-нибудь значительную глубину, пусть даже меньшую, чем 250 футов, могло привести к тому, что давление воды просто-напросто сплющит их. Наши «кайтэны» предназначались для удара по врагу, а не для сдачи их в бесполезный металлолом. Это и было одной из причин, по которой капитан старался держаться ближе к поверхности, пытаясь провести врага.

Тем не менее в настоящий момент мы были совершенно беспомощны. Доклады из всех отсеков лодки свидетельствовали, что во многих из них открылись течи. Мы лишились почти всего электрооборудования, так как тряска и удары нарушили много контактов и расстроили точные приборы. Еще немногого – и мы будем вынуждены выйти из боя. Последняя серия глубинных бомб легла не так близко, как другие. Они сработали много глубже, чем мы находились. Но при том состоянии, в котором мы пребывали, если бы новые бомбы легли даже на таком расстоянии от нас, этого оказалось бы вполне достаточно, чтобы покончить со всеми нами. Сотрясения от слабых взрывов могли привести к тому, что электролит выплеснулся бы из аккумуляторов, отравив нас хлором, и разошлись бы швы обшивки корпуса субмарины, открыв дорогу морской воде. Ситуация казалась безнадежной.

В этот момент младший лейтенант Кугэ, который вернул диван в кают-компанию на место и сидел на нем, поднялся с места.

– Я пойду на врага! – сказал он.

С этими словами он отправился в центральный пост и предстал перед капитаном Сугамасой.

– Мой «кайтэн» все еще на ходу, господин капитан, – сказал он. – Позвольте мне стартовать и атаковать этот эсминец.

– Признателен вам за это предложение, Кугэ, – ответил ему капитан, – но это невозможно. Даже если ваша торпеда и не была повреждена глубинными бомбами, даже если ее двигатель и на ходу, я совершенно уверен, что ее электропроводка нарушена. Вы только посмотрите, что эти бомбы сделали с электросистемой нашей лодки!

– Позвольте мне все же стартовать, капитан, – продолжал настаивать Кугэ. – Ну позвольте!

Он, как и я, чувствовал, что лучше пасть в битве, несясь на своей торпеде к врагу, чем погибнуть здесь, внутри лодки, подобно избитому и беспомощному псу.

– Представьте себе, что произойдет, если электрическое управление рулями вышло из строя, – сказал капитан. – Вы же не станете управлять своим «кайтэном» вручную.

Если бы эти слова услышали офицеры Оцудзимы! Тогда, в ходе столь памятного нам всем семинара, один из них сказал, что мы должны даже вручную вращать винты наших торпед, если это понадобится. И все же Кугэ продолжал настаивать на том, чтобы выйти в море на врага.

– Мы же не можем просто сидеть здесь и ждать, когда враг нас прикончит! – твердил он.

Возможно, Сугамаса еще питал надежды на то, что благодаря своему опыту и искусству он сможет вызволить нас из этой ловушки. Или перемена в его сердце, о которой говорил Сонода, заставила его в большей степени почувствовать ответственность и за водителей «кайтэнов». А могло быть и так, что добровольный порыв Кугэ он истолковал просто как желание умереть и доказать тем самым неправоту офицеров Оцудзимы. В любом случае он по-прежнему не давал своего разрешения на старт.