Читать книгу "Проклятие тамплиеров (сборник) - Михаил Попов"

– И что это нам даст?

– Это прояснит ситуацию. Если никакого града не будет, то мы сможем со спокойной совестью заявить, что юноша – просто тихий безумец, по ошибке принятый за опасного человека.

– А если град будет?

Нострадамус ответил не сразу.

– Тогда мы все вместе будем решать, имеем ли право подвергнуть грубому, калечащему наказанию человека, наделенного несомненным даром предвиденья. Достаточно ли нашей компетенции для принятия решения по этому делу? Может быть, мы поймем, что наша обязанность – обратиться к инстанциям, более высоким. Вы как королевский слуга понимаете это лучше меня.

Господин Гравлен задумался. Он с самого начала был не рад, что ему пришлось вмешаться в заваривающуюся тут кашу. И все потому, что он не мог отказать его светлости. Когда делаешь долги, не всегда знаешь, каким образом их могут с тебя взыскать. Хорошо еще, что о факте долга маркиз помалкивает, потому эта тайна в его пользу. История же тут у них в Эксе явно темная. Парнишка, конечно, не так прост, как может показаться. Не деревенский идиот-болтун, но и в то, что он способен насылать смерти и эпидемии на большие города как Экс-ан-Прованс, тоже не слишком верится.

– А как вы сами к этому относитесь, мэтр?

Нострадамус развел широкими рукавами своей мантии.

– Я стараюсь быть максимально объективным, не разрушить феномен слишком страстным вмешательством. И перед маркизом я всего лишь защищаю право довести свое исследование до конца. Жизнь Миранды мне так же небезразлична. Я желаю ей благополучных и легких родов. Так же, как желаю благополучия всем здешним горожанам. Прошу вас не забывать о том, что я кое-как, но все же справился с эпидемией в Эксе.

Капитан сделал серьезное уважительное лицо – разумеется, мэтр, кто же об этом не помнит, кто же этого не ценит!

– И мне кажется, что я та самая фигура, которой естественнее всего было бы передоверить научное общение с этим неясным чудом. Поверьте, дойдя до предела своей компетенции, я сам…

Капитан опять замахал руками.

– Что касается научной стороны, ради бога, это ваше. Я в данном случае хотел вашего совета относительно града.

– То есть?

– Как вы считаете, будет он в Пасти или нет? И действительно такой уж разрушительный для посевов и садов?

– Я вам не отвечу, и знаете почему? Если я скажу, что верю в град, это будет означать, что я признаюсь в том, что верю в смерть Миранды. Такую ответственность на себя я как ученый взять не могу.

Господин Люк, лакей Нострадамуса, теперь требовал, чтобы его называли только так, с видом героя и благодетеля прохаживался по рыночной площади у северных ворот города. Щелчком пальцев показывал виноторговцу, чтобы ему налили стаканчик, выбирал из кучи груш самую сочную на лотке садовода, и демонстративно угощался. Разумеется, даже не предполагая за что-нибудь платить. Служанок, выбежавших в торговые ряды ради господского завтрака, он старательно облапывал и обцеловывал, даже не из честного любвеобилия, а из принципа, потому что решил, что ему следуют некие нежные выплаты с женской части населения этого города, спасенного его высокоумным хозяином. Раз сам мэтр Нострадамус не опускается до того, чтобы выезжать за положенной данью, то его лакей охотно заменит его на этом поприще.

Одним словом, господин Люк катался как сыр в масле хозяйской славы, но, однако, счастливым себя не чувствовал. На порочно-красивом лице нагловатого марсельца лежала тень непонятной печали. Впрочем, почему же непонятной? Люк ревновал. Его неожиданно сильно задевало то, что господин ученый явно тяготеет к новичку, не то чтобы он проводил с ним дни и ночи напролет, но смешно отрицать, что их связывает некая связь, какой и в помине нет между господином Люком и мэтром Нострадамусом. Вся хозяйственная власть в доме отдана в удел господину превосходному, оборотистому, остроумному, любезному господину Люку, но слишком явно ему при этом дается понять, что это род ссылки, отвержения. Господина Люка «не берут в башню», и его не радует то, что вся окружающая земля в его распоряжении. Власть над бытовыми делами, власть низменная. Если бы господина Люка спросили, чего же он, собственно, хочет, привлечения к каким вычислениям и измерениям, к каким именно метафизическим рассуждениям, он бы ответить, конечно, не смог. Никогда сам никакими точными и высшими науками не интересовался. Вместе с тем умудрялся в данном случае чувствовать себя уязвленным. И никакого парадокса – все марсельцы таковы. Только парижане еще ненормальнее их.

– Какая милашка! – Господин Люк поймал сильными загорелыми пальцами за щечку молоденькую девушку в розовом чепце, с кувшином в руках, выскочившую из проема между лотками. – Куда же мы так спешим, красотка?

Потупленные глазки, личико, порозовевшее сильнее, чем чепец.

– Папаша послал меня…

– Эй, ты, – раздалось грозное сипение из-за горы горшков, громоздившейся на телеге, – попридержи свои поганые лапы!

Господин Люк удивленно поднял брови и поглядел в сторону небритой образины, кажется, выдававшей себя за покровителя девицы. При этом господин Люк продолжал весьма фамильярно трепать жесткой ладонью по нежной щеке замершего создания.

– А ты попридержи свой поганый язык, пока я тебе его не укоротил! – Заявил лакей горшечнику, испытывая полнейшее удовлетворение от уровня остроумия, продемонстрированного этим ответом.

– Не смей ее лапать!

– Я буду лапать все, что сочту нужным в этом городе, в любом месте и в любое время.

Господин Люк наклонился к личику девушки и смачно поцеловал ее в губы.

– Жди меня сегодня в полночь, радость моя.

Тут рядом со старой небритой образиной выросли еще две, помоложе, явно сыновья. Громилы с красными кулаками. В кулаках этих были зажаты у одного – вилы, у другого – оглобля. Господин Люк оставил щеку девы и схватился за эфес шпаги.

Братья девушки с ревом вылетели из-за телеги, потрясая своим недворянским оружием. Господин Люк встал в стойку. Но неформальной дуэли состояться было не суждено. Из-за ближайшей телеги вышел сержант городской кордегардии в сопровождении двух стражников.

– Прекратить! – Рявкнул он. Крестьяне, потеряв возможность кинуться на обидчика с дрекольем, кинулись с жалобами к представителю власти. «Жертва» преступления против нравственности стояла тут же, полыхая как поле маков. У сержанта не было никаких сомнений, кто тут зачинщик и виновник. Сержант успел уже изучить личность лакея Люка и не питал к нему никакой симпатии, его не надо было убеждать в том, что «этот хам и негодяй оскорбил и чуть не опозорил невинную девицу!»

– Не опозорил, так опозорю! – Нагло заявил господин Люк, отправляя клинок в ножны.

– Вы видите, вы слышите?! – возмущались крестьяне.

Сержант все видел. Отцу оскорбленного семейства он буркнул, что это лакей мэтра Нострадамуса, спасителя Экса.

– Так что, значит, ему теперь можно все?