Читать книгу "Лестница грез. Одесситки - Ольга Приходченко"

– Какая ты смешная, ненакрашенная. Господи, тебе сейчас можно дать от силы лет пятнадцать. Сильно похудела, бледная такая, заболела? Я несколько раз поджидал тебя, но напрасно. Где ты была?

– Весь сентябрь в колхозе ошивалась. Битва за урожай. Раньше колхозникам было по барабану как студенты работают. Мы и работали, особенно не перетруждались. А сейчас не просачкуешь.

– Почему, что изменилось? Ну-ка, товарищ Карл Маркс, объясните.

Я взбрыкнула: паразит, опять над бедной девушкой надсмехается, Маркса вспомнил, сейчас покажу вам этого бородача. Вам как – доходчиво или по-научному? Лучше по-научному все-таки на экономиста учусь. Мне вдруг так захотелось блеснуть своими знаниями, удивить его взрослыми грамотными объяснениями.

– В колхозах – всё, палочки-трудодни кончились. Прошлый век. Деревня сейчас тоже производство, теперь там каждый месяц платят зарплату. Сколько потопаешь, столько и полопаешь. Есть нормы, каждый день наряды закрывают, всё честь по чести, как на заводе. Вот и все нами заработанное им в наряды зачисляли. Тёток сволочных в надсмотрщицы приставили, целыми днями командовать нами и следить, чтобы не волынили. Еще бы хоть кормили по-человечески, кормёжка ужас какой была. Выручали кавалеры трактористы.

Я озорно посмотрела на Всеволода Ивановича.

– Так, значит, трактористы, на механизаторов потянуло. Задушу, как Дездемону!

– Зазря, товарищ капитан, я, к сожалению, была не в их вкусе. На мои кости никто не клюнул. Один рожу скривил: «А вы случаем не чахоточная, уж очень худая и длинная». Надсмехались над бедной девушкой, но арбузами и виноградом угощали. А вот их кислючее вино я не могла пить. От голода кишки каждый вечер марш играли, уснуть не могла. Всё, колхоз кончился, отбыла наказание. На следующий год учебная практика, говорят, в Николаеве. Там строят корабли, и вы, товарищ капитан дальнего плавания, будете на них плавать. А я практиковаться в корабельном вычислительном центре. Всё лето. Правда, здорово!

– А меня в своем колхозе совсем забыла?

– Нет, страдала от любви, как Дездемона, – пыталась я отшутиться. – Или Джульетта.

– Ну, я на Ромео по возрасту не тяну. А вообще, как знать, влюбился же в вас, дорогая моя Оленька.

Капитан продолжал суетиться, растирать мне ноги. А я, полулежа на диване, себя точила: «И ненормальная же я, в таком виде рванула. С какого бодуна?» Я действительно прилично промокла и начала чихать. Еще не хватало загрипповать.

– Оля, какой у тебя размер обуви?

– Тридцать седьмой. А что?

– Маленькие такие ножки, как у ребёнка, – и вдруг он прижал мой большой палец на ноге ко рту. – Откушу и возьму на память. Тебе жалко, для меня же?

Он продолжал целовать мои холодные ноги в мурашках, которых становилось всё больше и больше.

– Всеволод Иванович, перестаньте, я сейчас же уйду, если вы не прекратите, – мой халатик без пуговиц разъехался, обнажив тело в таких же мурашках.

Он поднял на меня глаза:

– Я больше не буду честное слово. Осел, не смог сдержаться. Сейчас чай поставлю, с ромом попьешь и не заболеешь. Я иногда так лечусь, помогает.

Ром оказался и крепким, и сладким. Сделала один глоток и отдала ему стакан. Он допил до дна, присел рядом. Я сидела на диване, поджав укутанные в полотенце ноги, и продолжала корить себя: дура, полная дура, теперь нервничай, как выбраться отсюда. Кроме байкового халатика и трусиков на мне ничего не было. Умоляюще глядя на него, что-то лепетала, просила прощения. За бестактность и безрассудность моих поступков.

Капитан продолжал прижимать меня к себе:

– Я не обижу тебя. Никогда. Маленькая глупенькая девочка.

От этих его слов у меня даже слёзы выкатились и закапал нос. Я попросила еще чаю, он добавил в него немного рома. Стало тепло и хорошо. Вот только бы не приставал. Тогда бы я никогда от него не ушла. Капитан и не приставал, притулившись к моему плечу рассказывал, что сходил в короткий рейс, теперь предстоит долгий, на полгода минимум.

– Меня не будет, а ты за это время выскочишь замуж. Что старика ждать, так?

– Не волнуйтесь, я же сказала: пока не закончу свой кредитный, ни о каком «замуж» речи нет.

– Да не выдержишь ты. Зацелует до смерти какой-нибудь сопляк, и привет и твоей учёбе, и свободе. А со мной хоть всю жизнь учись. В рейсе думал: всё забудется, не вышло. Ты всё время перед глазами: как идёшь навстречу в красном платьице по фигурке и солнышко тебя освещает. Так и бросало в жар.

Я повернулась к нему лицом.

– Какая ты всё-таки смешная без косметики. Реснички светлые, длинные, густые. Мне казалось, ты их приклеиваешь, они у тебя искусственные. За границей все клеят, а у тебя свои. Знаешь, ты ненакрашенная мне еще больше нравишься, только вот худючая до ужаса.

Вот бабка тоже стонет от моей худобы. В этом колхозе «Червонэ дышло» ничего есть не могла. Будет зима – я жирок свой нагуляю, как медведь. А насчёт краски? И мои предки терпеть не могут, когда я крашусь. Правда, сейчас успокоились. Куда деваться, если все вокруг красятся.

Волосы никак не высыхали. Он гладил и целовал их кончики. Потом я почувствовала его губы на своей шее и спине. Халат свалился с моих плеч. Я его не поправляла, не протестовала. Я просто не дышала. Его руки мягко легли на обе мои груди. Он развернул меня к себе и медленно своим телом уложил меня на диван. Мы целовались, я не сопротивлялась. Ждала… Пусть уж всё будет. Но мой капитан не раздевался. Легонько оттолкнул меня, лицо его было бордово-красное, крупинки пота проступили на лбу Он прогладил рукой по груди, по животу, по ногам. Я думала, сейчас снимет с меня трусики, но Всеволод Иванович поднялся, поправил на мне халатик.

– Вставай, Оленька, пора возвращаться, я тебя провожу. Только вот что… Носки мои надень и свитер, – он напялил их на меня, принёс из ванной мои мокрые туфли. – Чёрт побери, не подсохли на батарее, совсем мокрые. Застужу я тебя, дурак старый, – от досады он со всего размаха хлопнул рукой по столу.

– Да ерунда, я быстро пробегу.

Мне в который раз стало стыдно. Я чувствовала себя, как какая-то шлюха, которую отвергли и нужно немедленно уйти и больше никогда-никогда этого гада не видеть. Не вешаться же мне самой ему на шею. Неужели капитан и впрямь считает, что я без него не проживу.

– Оленька, мне завтра нужно быть на судне к шести утра, за мной придёт машина. Ты что, Оля, обиделась? Ну что ты, успокойся!

– Сева! А капитаном быть страшно?

– Нет, а почему ты спрашиваешь?

– Мне страшно, я бы не смогла.

– Как тебе сказать, ответственность большая, за экипаж, за судно, за груз. Не столько уже моря боишься, как политической ситуации… я иду с опасным грузом… Всё может случиться.

– Не ходи туда, я не хочу, я боюсь за тебя, – я от напряжения расплакалась. Он стал целовать меня в зарёванное лицо: – Я из рейса вернусь через полгода, дождись меня, хорошо? Оставить тебе ключи от этой берлоги?