Читать книгу "На неведомых тропинках. Шаг в пустоту - Аня Сокол"

Когда отзвучали последние слова, я едва дышала, едва ощущала себя. Впервые в жизни магия была осязаема, то, что разлилось в воздухе, можно было потрогать руками, ощутить плотность и упругость, каждое движение сопровождалось разбегающимися по телу мурашками.

Звуки затихли, стены погасли, а спустя мгновение схлынула и магия, растворяясь в мире. Но если потребуется, она вернется и спросит с того, кто нарушил принесенную клятву, сторицей. Я не сомневалась, стоит Тамарии вырваться отсюда, каждая секунда жизни будет посвящена поиску способа обойти произнесенные слова. Она будет учиться, копить силу, расти, чтобы в один прекрасный момент взять реванш. Она не сдалась. Она временно отступила. Я бы сделала так же. Кирилл это знал.

Я опустила руки. Тамария оперлась о стол. Передо мной стоял не Прекрасный демон, передо мной снова была девушка с немытыми и нечесаными волосами в заляпанном кровью и грязью костюме. Брюки Кирилла были разорваны на бедре и там, где ткань вспорол костяной наконечник, исчезнувший, стоило ему вернуть человеческий облик. На лице разводы, от водолазки за версту несло алкоголем. Лишь когти, которые придется обстригать, напоминали, что еще минуту назад в этой комнате был один человек. Я.

— Умница. — Седой притянул к себе девушку и поцеловал в лоб.

Он победил, он мог позволить себе великодушие. Синевато-серебристый след его губ морозным отпечатком остался на посветлевшей коже и тут же растаял. Или впитался. Одна из сальных прядок засеребрилась, будто покрытая инеем. И погасла. Теперь Тамария тоже «седая», хочет она того или нет. Теперь часть Кирилла сидит и в ней.

Не думаю, что это убьет Прекрасную, если она взбрыкнет. Ничего не изменилось, как сказал Кирилл, и демоны — по-прежнему самые трудноубиваемые существа в нашей тили-мили-тряндии. Тем не менее это клеймо, пусть и невидимое.

Я впервые видела, как он делится частью души. Наверняка способов много. Если представить Кирилла, целующего младенцев, с трудом, но можно, то с теми же заложниками: Веником, Александром — фокус выглядит смешным. С другой стороны, он Хозяин, прикажет ему и ноги вылижут.

Тамария никак не отреагировала на ласку и молча вышла из зала, не удостоив взглядом ни мать, ни сестру, ни Кирилла.

Насыщенный выдался обед.

Открытая дверь послужила сигналом, зал стал наполняться слугами. Танцующей походкой прошлась между телами карка. За спиной Седого выросла пара брежатых, дородная тетка визгливо потребовала оттащить «дохлое мясо» в кладовую. Они не удивлялись, не задавали вопросов, продолжая так же старательно отводить глаза от сидящей на полу женщины в окружении мертвецов.

Повинуясь хозяйскому взмаху руки, в зал вкатили странную конструкцию, походившую на аквариум, поставленный на больничную каталку.

— Эту внутрь, — скомандовал Кирилл, указав на неподвижную Таисию.

Девочка проспала все веселье и по воле демона проспит и остальную жизнь.

— Что с ней будет? — хрипло спросила я, не делая попытки встать.

— Ничего. — Седой смотрел, как двое мужчин укладывают маленькое тело в стеклянную коробку. — Она встанет, если я не удержу власть над ее сестрой. А я удержу. Она не проснется.

На ящик водрузили массивную стеклянную крышку.

— «Перед ним, во мгле печальной, /Гроб качается хрустальный, /И в хрустальном гробе том /Спит царевна вечным сном»,[11] — процитировала я и горько рассмеялась.

— Иваны-дураки никогда не переведутся, будем ждать очередного нашествия спасителей, — серьезно сказал Седой, и я подавилась смехом.

Каталка, скрипя колесами, покинула зал. Кирилл перевернул носком ботинка тело Прекрасной, наглядный пример того, во что превращаются его враги.

— Хозяин, — надрывно раздалось от дверей, и в столовую вбежал слуга, которому по сложению больше подошел бы молот, нежели поднос, который он держал в руках. — Хозяин, там… там ваш вестник. Умирает.

Бальный зал был намного больше ста квадратов. Возможно, сразу после освобождения из стекла non sit tempus было цельным, сильным, сводящим с ума, настоящим. Без источника оно распалось на клочки, осело на пол, расползлось по углам мутными обрывками. Но живот все равно болезненно скрутило.

Никто из слуг так и не решился пройти сквозь распахнутые двери. Тело проклятого отсутствовало, потому что не существовало. На гладком полу лежал вестник. На боку в паре десятков шагов от одной из колонн, поддерживающих балкон.

Под ботинком у Кирилла что-то хрустнуло. Он остановился, не дойдя до тела Александра пару метров, и поднял ногу. На полу белел миниатюрный цилиндр, пластиковая капелька, в похожих галазолин продают, только с насаженной, но теперь уже сломанной иглой. Я с десяток таких видела в аптечке вестника.

Седой принюхался, хмыкнул, подошел к телу. Я оглянулась, но брежатые и пяток слуг остались у дверей, не решаясь без прямого приказа ступить туда, где все еще стелились по полу лоскуты безвременья. Присев, я подняла пластиковую капсулу, запах был резковатый, медицинский.

Кирилл склонился над вестником, остановившиеся глаза которого смотрели туда, куда живые смотреть не могут. Слуга был чересчур оптимистичен. Александр не умирал. Он умер. С ножом меж ребер не живут. Правая рука все еще сжимала рукоять со светло-перламутровым навершием.

— Интересное решение, — протянул Седой.

— Что интересного в покойнике? — Вышло резковато, но он уже давно не обращал внимания на мои грубости, наверное, потому что чувствовал за ними страх.

Я смотрела на широкоплечую фигуру, съежившуюся после смерти, и испытывала острое чувство потери. Этот мужчина не вызывал иных чувств, кроме уважения, уважения настолько редкого в нашем гадюшнике, что оно воспринималось как чудо.

— Орихор искал себе тело, — Седой снял руку Александра с рукояти, — но я не думал, что он осмелится взять моего вестника.

— То есть он сделал это сам? — Я посмотрела на нож, пытаясь представить, каково это — вогнать лезвие в свое тело.

— Да. Руна разума плюс инъекция нейролептика, не зря же он исследования проводил, дали ему время. Не пару минут и, конечно, не пять, как я обещал, Орихор не безвременье, он порабощает мозг мгновенно. Всего несколько секунд. Ему хватило, чтобы выпустить non sit tempus и убить себя. Вместе с проклятым.

Кирилл нарастил на ладони чешую и вытащил нож. Тело Александра качнулось. Демон коснулся пальцами раны, разводя бордовые края в стороны и окуная их в остывшую кровь.

Мой личный лимит трупов на один день был уже исчерпан, я отвернулась. Седой как ни в чем не бывало слизал темную влагу с пальцев.

— Ты выполнил приказ. Орихор мертв.

— Это того стоило? — спросила я, выпрямляясь. — Этот обмен? Жизнь твари на человека? — Кирилл поднял бровь, и я поправилась: — Не человека. Этот вестник стоил десятка проклятых.