Читать книгу "Берег варваров - Норман Мейлер"

Холлингсворт не обратил внимания на ее слова и продолжил:

— Ты сама знаешь, что я, как бы это сказать, пользуюсь успехом у женщин. Но с тобой у нас все по-другому.

Словно и не был только что оглашен подробный гастрономически-порнографический список, Холлингсворт вновь пустился в рассуждения о том, с каким бы удовольствием он съел Гиневру по частям и всю целиком. В его интонациях сквозила неподдельная похоть, а может быть, и чуть более высокое чувство — плотская страсть. По-видимому, его разбирало любопытство, и я не ошибся. Вскоре последовал вполне ожидаемый вопрос:

— Ну и какой он в постели? Давай расскажи.

Гиневра выпуталась из его объятий и отошла на несколько шагов в сторону.

— Ты каждый раз об этом спрашиваешь, — возмутилась она.

— А ты никогда мне ничего не рассказываешь.

— Давай сменим тему, — сухо предложила она.

— Ну да, конечно, ты ведь его жена.

— Да, жена.

— Вот-вот, именно жена, — повторил он и, вероятно, вновь подошел к Гиневре и стал обнимать и ласкать ее.

— Ну хватит, — сказала Гиневра, хихикнув, — давай лучше покурим.

Послышалось уже знакомое мне, похожее на лязг затвора клацанье зажигалки Холлингсворта. Я представил себе, как он дал ей прикурить, закурил сам, а затем они оба сели в кресла и, затянувшись, выпустили струи дыма прямо в лица друг другу. К моему величайшему облегчению, Гиневра действительно решила сменить тему.

— Видел? — робко спросила она.

— Что?

— Как что, чемодан, — все так же робко и ласково сказала она.

— Ну видел, — буркнул Холлингсворт.

Похоже, Гиневра была готова бросить в наступление свои главные силы.

— Предположим, я бы предложила тебе уехать со мной куда-нибудь, уехать прямо сейчас. Ты бы поехал?

— Куда?

— Все равно куда, на край света, в Страну варваров — очень уж мне нравится, как звучит это название.

— Я бы лучше взял тебя с собой. Да, взял бы.

— Тогда поехали, прямо сейчас, — с плотоядным придыханием сказала Гиневра.

Холлингсворт прокашлялся.

— Ты же прекрасно знаешь, что мы не можем уехать сейчас. У меня, в конце концов, есть некоторые обязанности.

— Никуда ты меня с собой не возьмешь, — в театральном отчаянии взвыла Гиневра, — я ведь тебя насквозь вижу! Все твои слова — это песни сирены.

— Нет-нет, мы уедем, уедем вместе, — голос Холлингсворта звучал неожиданно убедительно, — ты, главное, верь мне. Вот увидишь, закончу это дело, и меня командируют в Европу, и уверяю тебя, задания у меня будут не такие, как сейчас. Нет, я буду решать задачи особой важности.

— Никуда тебя не пошлют.

— Нет-нет, ошибаешься, меня оценят по моей работе, — чуть более робко заверил он ее. — А работать я умею. Вот, например, сегодня я уже закончил писать первый отчет.

— Надеюсь, ты его не отправил? — притворно вкрадчиво поинтересовалась она. — И надо полагать, не собираешься?

— Даже не знаю, — встревоженно пробормотал он. — Ты же понимаешь, что, с одной стороны, я обязан это сделать, а с другой — я прекрасно понимаю, что со мной будет, если я этого не сделаю.

— Слушай, — сказала Гиневра, вкладывая в свой голос всю доступную ей страсть, — эта штуковина, она же целое состояние стоит, кучу денег.

— Да кто его знает, — попытался отмахнуться Холлингсворт.

— Я знаю, и я тебе врать не буду. Я же прожила рядом с этим человеком все эти годы, и поверь мне, эта вещь всегда была у него, ну или, по крайней мере, где-то рядом. Мы найдем эту штуку и станем настоящими миллионерами, заживем как короли.

— Не знаю, никак не могу решиться, — колебался Холлингсворт, — я-то знаю, а ты — нет, как оно все может обернуться. — Он произнес эти слова с такой тяжестью в голосе, что я почти физически ощутил всю значимость стоящей перед ним дилеммы. Вдруг в голосе Холлингсворта послышались раздраженные нотки: — Ничего-ничего, я еще им всем покажу. — С этими словами он, судя по звуку, встал с кресла. — Ладно, уже поздно, и если мы еще не передумали заглянуть в наш отельчик, то, по-моему, сейчас самое время отправляться в дорогу.

Она, наверное, положила руку ему на плечо.

— Ах, дорогой, — ее голос звучал слабо и жалобно, — я совсем запуталась. Ты ведь подскажешь мне, как быть дальше и что теперь делать. Обещай, что ты всегда будешь говорить мне, как поступать и что делать.

Голос Холлингсворта лился как сладкий бальзам, мгновенно наполнявший собеседницу новыми силами.

— Уж это я тебе обещаю. Ты всегда будешь знать, что делать. Всегда, день за днем, я буду говорить тебе, как поступать и что делать.

— Поцелуй меня еще раз, — попросила она.

И вновь я стал свидетелем их патологически сюсюкающего обмена комплиментами. Красной нитью через мешанину охов и вздохов проходил ритмичный пунктир бесконечных «ты его жена» и «да, я его жена». Эта «его жена», казалось, могла насытить их обоих дальше некуда, а все остальные нежности и непристойности были для них лишь соусами и приправами, разнообразящими основное блюдо.

— Я ведь его жена, — подытожила почти бездыханная Гиневра и, оттолкнув Холлингсворта, вполне бодро распорядилась: — Ну все, хватит, пойдем, а то поздно будет.

Уставшая, не замечающая ничего вокруг, она, должно быть, споткнулась о чемодан.

— Ой, подожди, подожди минутку, — прохрипела она вслед Холлингсворту, — дорогой, ровно секунду, я только уберу с дороги эту штуковину. Я тебя сейчас догоню, честное слово.

Холлингсворт остался ждать ее у двери, она же тем временем подтащила чемодан к моему углу и, сунув его мне в ноги, на мгновение посмотрела мне в глаза. В этом взгляде я прочел и страх, и гордость за одержанную победу. Чем-то она напомнила мне ребенка, которого взрослые подбрасывают в воздух, а он изо всех сил заливисто смеется, чтобы не показать окружающим, как ему страшно.

— Лерой, — обратилась она к Холлингсворту, стоя практически бок о бок со мной, — но ведь с ним ничего такого не будет?

— Да ничего с ним не будет, — видимо, не в первый раз пробубнил Холлингсворт, — мы уговорим его, он будет с нами сотрудничать.

— Я так и думала. Главное, чтобы ему ничего не было, — заявила Гиневра и, повернувшись ко мне спиной, вышла из дома вслед за Холлингсвортом.

Ее последний вопрос к нему объяснил мне, зачем я был ей нужен здесь, в ее квартире. Противоречивая натура, она, понимая, что увязла во лжи и каких-то двуличных играх, попыталась объясниться передо мной, явно движимая чувством вины.

Глава двадцать третья

Прежде чем уйти из квартиры, я заглянул в спальню. Маклеод действительно спал беспробудным сном, свернувшись, по выражению Гиневры, калачиком. Впрочем, вряд ли ее образное сравнение можно было назвать стилистически адекватным. Сон Маклеода был тяжелым. Он лежал, прижав руки и ноги как можно ближе к телу и закрыв лицо ладонями. Ощущение было такое, словно он подсознательно старается занять наименьший возможный объем в пространстве. Дышал он будто с трудом, пропуская воздух на вдохе и выдохе через крепко сжатые губы. Лицо его было напряжено, как крепко сжатый кулак. Я вдруг осознал, что не имею права видеть его таким — обездвиженным и беспомощным. Узнай Маклеод, что за ним подсматривают во сне, он наверняка пришел бы в ярость.