Читать книгу "Смерть на каникулах. Убийство в больнице - Джозефина Белл"

– Ну, с «Зеленым какаду» разобрались, – жизнерадостно произнес Дэвид. – Теперь еще три вопроса про то утро. Вы не видели миссис Дункан в Шорнфорде до ленча?

– Нет. – Ответ был произнесен спокойно, но решительно.

– Вы знали, что ваша кузина уже замужем?

– Нет, не знал.

– Вы знали, что ей в этот день идти на медкомиссию?

Короткая пауза.

– Да.

– Тогда, думаю, это все, что вы могли мне сообщить, – сказал Дэвид, вставая и собираясь уходить.

– Вам говорили о больном сердце Урсулы, я полагаю? – между прочим спросил Фринтон, провожая его к двери.

– Да, и много противоречивого, – ответил Дэвид. – Надеюсь побеседовать об этом с вашим отцом, если мистер Фринтон согласится со мной увидеться.

– Конечно, он с вами увидится, – загорелся идеей Реджинальд. – Это самое лучшее, что можно сделать. Послушайте, я сейчас ему позвоню, и вы пройдете в дом. Есть тропинка вокруг полей, она вас приведет туда гораздо быстрее, чем обходной путь по дороге. Я так понимаю, вы пешком?

– Как вы узнали? – улыбнулся Дэвид.

– Сейчас здесь машин немного. Я бы услышал, если бы возле фермы остановился автомобиль. И еще я видел, как вы входили в ворота. Один момент, я позвоню домой.

Результаты звонка оказались благоприятными, через десять минут Реджинальд простился с Дэвидом, указав ему тропу к Уэйкли-Мэнор, и дальше Дэвид пошел один.

Ему было о чем подумать. Под проявленными Реджинальдом искренностью и готовностью помочь угадывалось некоторое беспокойство. Урсула могла его не заметить – но почему он не подошел к ней поздороваться? Это было бы вполне естественно, раз он знал, что сегодня у нее медкомиссия. Хотя бы сказать несколько ободряющих слов. Или Реджинальд нарочно держался поодаль? Зачем, если он не предполагал необычного развития событий? И что его так развеселило? Не только же поведение официантки. Нет, у его хорошего настроения имелась иная причина, и он совершенно не собирается ее раскрывать. Миссис Сомервиль была искренне поражена этим, а случилось все как раз после того, как Урсула ушла из кафе. Возможно, простодушный фермер не столь достойная личность, каковой хочет казаться.

Дэвид, шагая через поля, отломил от изгороди веточку и содрал с нее кору. Показался Уэйкли-Мэнор – хороший георгианский дом, не слишком большой, размещенный над террасами лужаек. Полевая тропа вела вокруг кирпичной стены огорода и, видимо, выходила на дорогу на некотором расстоянии от главной аллеи. Дверь в кирпичной стене означала краткий путь для членов семьи, но не для Дэвида.

Дойдя до ворот, он отбросил ошкуренную веточку. С Реджинальдом дело еще далеко не кончено. Но к этому кусочку пазла будет время вернуться, а пока надо посмотреть на все другие. Дэвид с надеждой подумал, что их все же удастся сложить в картинку, которая уже туманно маячила в глубине сознания.

Пожилая горничная провела его в небольшую чудесную библиотеку с высокими окнами, выходящими на боковую террасу. Дэвид полюбовался открывающимся видом и обернулся к книжным полкам. Собрание, хотя и классическое, было не просто декорацией, но подтвердить это впечатление не хватило времени, поскольку появление мистера Фринтона положило конец осмотру.

Отец Реджинальда оказался гораздо ниже сына и с сильной склонностью к облысению, но сходство было заметно. Старшему мистеру Фринтону на вид было что-то между пятьюдесятью и шестьюдесятью, и в его походке наблюдалась некая скованность, тут же привлекшая профессиональный взгляд Дэвида к его рукам и ногам. Увеличенные суставы пальцев, деформированные кисти рук, удобные просторные туфли из мягкой кожи. Типичный подагрический хабитус. Не инвалидность, но явно ограничение движений.

Мистер Фринтон усадил гостя и придвинул кресло для себя.

– Мне нужно сидеть к вам поближе, – улыбнулся он, – потому что я стал плоховато слышать. Непрогрессирующая глухота, как мне было сказано. Во всяком случае, не молниеносная. Проявление унаследованного мной проклятия подагры, которую вы как врач наверняка уже заметили. Вы согласны?

Дэвид отделался ничего не значащим ответом. Заявление мистера Фринтона, хотя и краткое, вело к весьма обширным выводам, а Дэвид не хотел отвлекаться от своей цели ради бесплатной консультации.

– Вы хотите навести справки о моей бедной племяннице, – продолжил мистер Фринтон, оставив тему собственного здоровья, будто она ему совсем неинтересна. – Но с полицией вы не связаны. Это так?

– Совершенно верно.

– Видите ли, сегодня здесь был ее муж. Думаю, он еще не ушел, поскольку я с ним не попрощался. Он рассказал мне о вас. Я готов ответить на все вопросы, которые вам захочется задать, но все равно несколько озадачен вашим появлением на сцене.

– Боюсь, я не смогу рассказать вам об особых аспектах этого дела, – ответил Дэвид. – Но они требуют сведений, не входящих в компетенцию местной полиции, и потому решено было прибегнуть к моей помощи. Мне уже случалось выполнять подобную работу, хотя она, строго говоря, не в рамках моей профессии.

– Так я и понял, – отозвался мистер Фринтон, глядя на визитную карточку Дэвида, которую держал в руке.

Он потянулся было к мусорной корзине, но передумал и убрал карточку в карман пиджака.

Дэвид заколебался. Похоже, инициатива перешла от него к мистеру Фринтону, что может быть удачно, а может, и нет. В любом случае это интересно. Он решил принять роль, мягко ему отведенную, и ждал продолжения.

– Вы будете сейчас, конечно, задавать вопросы, – слегка улыбнулся мистер Фринтон. – Как я уже говорил полиции, поисками преступника я озабочен не меньше, чем они. – Выражение его лица изменилось, он отвернулся и тихо сказал: – Урсула была мне как дочь.

– Конечно, я понимаю, – серьезно произнес Дэвид. – Вы ее воспитывали с раннего детства, как мне известно.

– С момента, как умерла ее мать, а ей тогда было четыре года. Отца бедная девочка никогда не видела. Его убили во Франции в семнадцатом году, за три месяца до ее рождения.

– Он был вашим старшим братом?

– Мой брат-близнец. Мать Урсулы так и не оправилась от потрясения, вызванного его смертью. Ей не нравилось жить здесь после войны, но она не переезжала в дом поменьше, не приглашала ни родственников, ни друзей, кроме моего сына Реджинальда. Я сам был в армии и демобилизовался только в двадцатом году. Реджинальд находился у родственников своей матери в начале войны, но когда в пятнадцатом году мой брат женился, то поселился в этом доме, и его жена предложила мне прислать к ней Реджинальда. Я был рад это сделать. Это ведь и мой родной дом, а кроме того, родственники моей жены жили в Лондоне, а это не место для детей. Особенно во время войны.

– Согласен. А после демобилизации вы тоже сюда приехали?

– Не сразу. Я жил в Лондоне, пока не умерла моя свояченица, пытался восстановить профессиональные умения до уровня шестилетней давности и занимался этим до тех пор, пока не оказался опекуном Урсулы, согласно завещанию ее матери. С тех пор я делал все, чтобы оправдать доверие. Поведение Урсулы после ее совершеннолетия меня очень огорчило. Я чувствовал, что где-то в ее воспитании потерпел неудачу. Пытался оправдать это обычным образом – изменение традиций и взглядов. Может быть, я слишком консервативен. Но так или иначе, а неудачу я потерпел. И искренне себя обвиняю в том, что частично повинен в ее смерти.