Читать книгу "Гоморра - Роберто Савьяно"

Несмотря на сотрудничество с полицией, босс, сидя в тюрьме Л'Аквилы, обращался к клану за деньгами, передавал через шофера Пьетро Скуттини и свою мать письма с приказами и просьбами, игнорируя запреты. Следствие установило, что за вежливыми просьбами скрывался самый настоящий рэкет. Написанное в чрезвычайно любезных тонах послание владельцу одного из крупнейших сыроваренных заводов на Домицианском побережье доказывало — Август продолжал держать его на крючке.

«Дорогой Пеппе, прошу тебя об огромном одолжении. Для меня все кончено, и я обращаюсь к тебе за помощью во имя нашей долгой дружбы, только ради нее, и даже если ты ответишь отказом, не беспокойся, я останусь твоим другом. Мне срочно нужны десять тысяч евро, и я буду очень благодарен, если ты еще дополнительно сможешь выплачивать мне тысячу евро в месяц, мне и моим детям на проживание…»

Привычный для семьи Ла Торре уровень жизни явно не соответствовал государственной финансовой помощи, положенной помогающим правосудию. Насколько широк круг деятельности клана, я смог понять только после изучения всех материалов с результатами грандиозной конфискации, проведенной в 1992 году по распоряжению магистратуры Санта-Мария-Капуа-Ветере. Были секвестрированы: недвижимость общей стоимостью около двухсот тридцати миллионов евро, одиннадцать заводов и фабрик на общую сумму в триста двадцать три миллиона евро, оборудование еще на сто тридцать три миллиона. Речь шла о нескольких промышленных предприятиях, расположенных между Неаполем и Гаэтой, вдоль Домицианского побережья, — в их числе один сыроваренный завод и один сахарный — четырех супермаркетах, девяти виллах, расположенных на незаконно захваченных участках на морском побережье, о роскошных автомобилях и мотоциклах. На каждом предприятии работало около шестидесяти человек. Кроме того, судьи вынесли постановление о прекращении деятельности организации, выигравшей тендер на вывоз мусора по всей коммуне Мондрагоне. Своей масштабной операцией они уничтожили внешние проявления экономической мощи клана, тогда как по сравнению с реальным положением дел это была капля в море. В числе секвестрированного имущества находилась и громадная вилла, слухи о которой дошли даже до Абердина. Четырехэтажный дом, оборудованный бассейном с подводным лабиринтом, возвышался над морем в районе Ариана города Гаэта и был построен на манер виллы Тиберия — не основоположника клана из Мондрагоне, а императора, удалившегося от дел и ставшего правителем Капри. На самой вилле я никогда не был, поэтому легенды и свидетельские показания послужили своеобразной лупой, поведавшей мне о существовании целого имперского мавзолея, стража клановой собственности на итальянской земле. Береговая линия могла бы послужить отличным плацдармом для воплощения самых смелых архитектурных фантазий. Однако побережье Казерты превратилось со временем в нагромождение наспех сооруженных домов и коттеджей, с помощью которых собирались привлечь тысячи туристов — от южного Лацио до Неаполя. Никакого плана застройки, никакой лицензии. Постепенно коттеджи заселили толпы африканцев, а парки, так и оставшиеся на стадии проекта, участки, отведенные под строительство комплексов вилл и многосемейных домов для отдыхающих и туристов, превратились в неконтролируемые свалки. Все в этих краях покрылось грязью. Бурого цвета море омывает берег, где песок смешан с мусором. За несколько лет здесь не осталось и тени красоты. Летом некоторые заведения Домицианского побережья превращались в самые настоящие бордели, и мои друзья, бывало, готовясь к вечерней охоте, показывали мне пустые кошельки. Пустые не в смысле денег, а в смысле квадратиков из фольги с выпуклой круглой сердцевиной — презервативов. Так они демонстрировали безопасность затеи съездить потрахаться в Мондрагоне: «Сегодня мне это не понадобится!»

Роль презерватива для Мондрагоне выполнял Август Ла Торре. Он решил заботиться о здоровье своих подданных. Город уподобился своего рода храму, гарантирующему защиту от самой страшной инфекционной болезни. Пока мир боролся с ВИЧ, север провинции Казерта находился под строжайшим контролем. Клан проявлял бдительность. Следил за результатами анализов и располагал полным списком больных — инфекция не должна была коснуться их земли. Поэтому сразу стало известно, что приближенный к Августу Фернандо Броделла был ВИЧ-инфицирован. Он представлял собой опасность, потому что нередко захаживал к местным девушкам. В отличие от семьи Бидоньетти, делавшей за свой счет операции членам клана в лучших клиниках Европы и находившей для них самых умелых докторов, Ла Торре и не подумал отправить его к хорошему врачу или оплатить необходимое лечение. Броделлу хладнокровно убили. Клан отдал приказ избавляться от заболевших, чтобы не допустить эпидемии. Инфекционную болезнь, передающуюся наименее контролируемым путем — половым, могло остановить только уничтожение ее переносчиков. Только лишив больного жизни, можно было быть уверенными в том, что он никого не заразит.

Безопасность ценилась кампанийцами и при вложении денег. Ла Торре купили на территории Анакапри виллу, в которой располагалась база карабинеров. Выплачиваемая карабинерами арендная плата избавляла их от возможных проблем. Потом клан понял, что туризм принесет больший доход, и карабинеров выселили. Обустроили в здании шесть апартаментов с садиками и парковочными местами и получили туристический комплекс, конфискованный впоследствии Комиссией по расследованию деятельности мафии. Законные надежные инвестирования, не вызывающие подозрений.

После явки с повинной Августа новый босс, Луиджи Франьоли, преданный соратник Ла Торре, столкнулся с трудностями, связанными с некоторыми членами клана, например с Джузеппе Манконе по кличке Рэмбо. Манконе отдаленно напоминал Сталлоне, в основном перекачанным в спортзале телом. Он взялся за организацию точек сбыта, а значит, мог вскоре выступить против старых боссов, чья репутация была несколько подмочена после сговора с полицией. По сведениям Управления по борьбе с мафией, кланы Мондрагоне обратились к семье Бирра из Геркуланума, чтобы нанять киллеров. Двое наемников прибыли в Мондрагоне в августе 2003 года, чтобы убить Рэмбо. Приехали на скутере, неповоротливом, но зато внушающем ужас, так что просто грех было не использовать его в случае покушения. В этом городе они оказались впервые, но сразу с легкостью узнали, что нужный им человек находится, как обычно, в баре Roxy. Скутер остановился у входа. Один из его пассажиров уверенно подошел к Рэмбо, выпустил в него целую обойму и вернулся к своему товарищу.

— Все в порядке? Дело сделано?

— Да, да, готово, поехали…

Около бара стояли несколько девушек и обсуждали планы на Феррагосто. Когда они увидели бегущего человека, то сразу поняли, в чем дело, и не спутали звук выстрелов с хлопками петард. Они упали на асфальт лицом вниз, опасаясь, как бы убийца их не увидел, — в этом случае они стали бы свидетелями. Но одна из них не опустила глаз. Она смотрела на убийцу, не отводя взгляда, не прижимаясь к земле грудью и не закрывая руками лицо. Это была тридцатипятилетняя воспитательница детского сада. Она заявила о покушении, дала показания, пришла на опознание. Она могла бы промолчать, сделать вид, что ничего не произошло, вернуться домой и жить как раньше, хотя бы из страха, из боязни угроз. Но хуже всего становилось от осознания бесполезности: бесполезно арестовывать киллера, он лишь один из многих. Несмотря на это, она все же заговорила, потому что хотела правды. Той настоящей правды, которая заключается в самом обычном поступке, нормальном, простом, необходимом, как дыхание. Женщина рассказала об увиденном, не попросив ничего взамен. Ни денег, ни охраны — она не назначала цену своим словам. Просто рассказала о том, чему стала свидетельницей, описала лицо убийцы, угловатые скулы, густые брови. Выстрелив, тот сел за спину напарника на поджидавший его скутер и уехал. Убийцы плутали по дороге, заезжая в тупики, то и дело возвращаясь назад, чтобы запутать следы. Они были похожи скорее на сумасшедших туристов, чем на киллеров.