Читать книгу "Белая ночь - Дмитрий Вересов"

Кого это несет в одиннадцатом часу? Может, Кирилл? Так у него ключи.

— Леша, из военкомата принесли повестку, жена вошла в комнату. — Написано «с вещами», за неявку — уголовная ответственность.

— А ты расписалась?

— Расписалась.

— Тьфу, дура! — скривился Алексей Петрович. Надо было меня позвать. Зачем же ты за Кирилла расписалась? Ты что — Кирилл? Вот пойдешь теперь за него служить, узнаешь, что такое дедовщина… Ну, что ты уселась? Теперь будет кудахтать! Сказала бы: нет его, уехал на Сахалин по тургеневским следам.

— По чеховским, Леша.

— Нехай по чеховским. Всю жизнь живешь в брехливой стране, а брехать не научилась.

— Как ты можешь, Алексей? Ты же — коммунист, красный директор.

— Почему это я красный директор?! — возмутился Марков-старший. — Потому что рожа у меня красная от давления? Никакой я не красный. Самый обыкновенный директор, технарь, хозяйственник. А красное… Это пусть они там придумывают, что хотят.

Алексей Петрович бросил в сердцах газету на ковер.

— Придумывают! Вот Афганистан придумали! Дураки и маразматики, они всяких диверсантов и вредителей хуже!

— Как ты можешь, Алексей? Что ты последнее время столько ругаешься? Не стыдно? Ты же знаешь, как Леонид Ильич работает. Посмотри, он же совсем больной. А на нем такая огромная ответственность за страну.

Алексей Петрович вдруг вскочил и издал свирепый крик, каким берсерки-викинги обращали в бегство своих врагов.

— Теперь я понял, откуда в нашем сыне эта диссидентская прокладка! Мамочку родную один вечер послушаешь — таким антисоветчиком станешь, в Мавзолей пойдешь, Ильича за ногу укусишь! Вот он — эффект бумеранга! Правильно нас учили в университете марксизма-ленинизма по контрпропаганде. Эффект бумеранга! Да я сам теперь диссидент настоящий! Уйди отсюда! — рявкнул он на жену. — Жаль, что у меня бумеранга сейчас нет. Можно и без возврата!..

В воскресенье засветло, чтобы можно было застукать сына спящим, Алексей Петрович выехал в Солнечное. День обещал быть ясным и безветренным.

— Толик, вот бы сейчас на озеро с удочками.

Посидеть бы, ни о чем не думая, помечтать, носом поклевать.

— Петрович, в чем же дело? — отозвался водитель. — У меня удочки всегда с собой. Давай, на Лемболовское озеро сгоняем. Яковлев нам завсегда рад. По дороге водочки купим.

— Он не пьет, — грустно заметил Марков.

— Так мы за него выпьем. А он пока рыбки наловит.

— Наловит! Он сейчас уже в засаде сидит, браконьеров ловит. Ему не до рыбки, не до нас.

Надо было заранее созваниваться… Ведь что за народ! Лезут с сетями, ловушками… Все, наш брат — начальники…

— А Яковлев месяц назад кэгэбэшника поймал. Тоже браконьерил. Слыхал?

— Нет. Давно уже тезку не видел. Отпустил гэбиста, конечно?

— Сейчас! Ты же его знаешь, Петрович! Как бульдог вцепится, не оторвешь. Протокол составил, все, что мог, а начальство договорится.

Но, я думаю, парню этому в его конторе будет на орехи. Вот мужик! — водитель мотнул головой, усмехнулся. — Сколько раз его уж резали…

— Да, человек… Яковлева надо самого в красную книгу занести, чтобы люди на него ездили смотреть, а не на бобров. Я вот. Толя, все думаю: вот Яковлев — удивительный человек, редкий, на нем сейчас весь заказник держится, все Лемболовское озеро. А спроси меня: хотел бы ты сына своего видеть на его месте, я тут же откажусь. Скажу: зарплата мизерная, порезать или подстрелить могут, начальство свое не любит, чужое вообще ненавидит. Я бы своему сыночку желал что-нибудь потеплее да пожирнее.

Видишь, Толя, как далеко это зашло? Не правильно мы живем…

— Ты — романтик, Петрович.

— Романтик? Что ты! Это у меня что-то вроде бабской мигрени. Временами. Сейчас вот приедем, и я Кириллу Алексеевичу напомню о священном долге, сейчас я его шугану…

Но Кирилла на даче не оказалось. Лаже никаких примет, намекавших на его недавнее присутствие, Марков-старший не обнаружил. Он обошел территорию, заглянул даже на крышу, где между скатами прятался в детстве Кирилл. Никого…

— Скажи, Толя, — спросил на обратном пути в город Алексей Петрович, — сколько у нас в Ленинграде ресторанов, кафе, баров?

— Не знаю. Наверное, много.

— А где музыканты играют вживую, наверное, меньше?

— Думаю, что меньше.

Где было искать Кирилла? Разве что попробовать через Диму Иволгина? Друзья должны знать, где он прячется…

В понедельник, во время селекторного совещания, ему позвонил куратор их объединения.

У Алексея Петровича даже мелькнула мысль: «Неужели у него квартира прослушивается?» Но не сплоховал, на приветливые слова отвечал сдержанно, когда же куратор перешел к делу, остановил его:

— Слушай, Максим Леонидыч. У меня на предприятии специальный отдел есть. Целый взвод их у меня. Номер его ты знаешь. Или забыл?

Так и звони туда. А то пока ты тут свои сети плетешь, у меня совещание простаивает.

Директор хотел уже бросить трубку.

— Погодите, Алексей Петрович. Дело-то вас лично касается, а не вашего предприятия. Так что вы бы меня выслушали. Тем более, что много времени я у вас не отниму. Запишите, пожалуйста, что завтра вам необходимо быть к одиннадцати часам на Литейном, четыре. Номер кабинета… Пропуск вам будет заказан. Не присылать же вам повестку, Алексей Петрович? Как-то несолидно…

Подслушивают, сукины дети! Нет, глупости.

За ругань разве вызывают? Кто сейчас только не ругает пескоструев этих? Довели страну! Пьянство, воровство и тунеядство… Тяжело придется следующему поколению. Надо будет им разгребать эти.., конюшни.., как их?.. Авдиевы, что ли?

Столько эти коровы навалили, что речкой не вычистишь. Тут надо фугас закладывать. Вот бы жахнуло! Во все стороны! Чистота в стране, только у всех морды в навозе!.. Все это не нам, не нашему поколению уже разгребать. Эх, Кирилл, о чем ты только думаешь?

В шестом классе Кирилла записали в знаменную группу школы. Очень хорошо он ходил строевым шагом. Дома всем демонстрировал, как надо поворачиваться. Один раз пионеров пригласили на слет пограничников, и Кирилла со знаменем тоже. Слет проходил в Большом доме. Для Кирилла это было большим событием.

— Что же ты видел? — спрашивал отец, который никогда не был на Литейном, четыре.

— Зал большой, пограничники сидят. Вдруг как забьет барабан! Настоящий, не то, что наш, из пионерской комнаты. Вот бы постучать!

— Постучишь еще, постучишь…

Теперь и Алексею Петровичу представилась возможность побывать в известном месте, правда, без знамени. Как и сын, он ничего примечательного внутри не заметил, да и не смотрел особенно по сторонам. Не на экскурсию ведь пришел и не на слет пограничников. Проходная, лифт, коридор… Все обычное, без особых примет. Но как-то поганенько себя чувствуешь, сжимаешься как-то, усыхаешь, как бабочка, проколотая юным натуралистом для коллекции насекомых. В кабинет Алексей Петрович хотел войти свободно, то ли постучав, то ли не постучав, как и подобает «красному директору». Но не получилось, то ли двери у них такие, специальные, то ли давление у него подскочило. Не постучал, а поскребся, как Поскребышев к Сталину, и вошел как-то боком.