Читать книгу "Охотники за курганами - Владимир Николаевич Дегтярев"

Вещун. — Медведь — зверь тяжелый и большой. А кто ему в древности поклонялся? Чей это был тотем?

— Наш, наш! Русский! — раздались голоса со всех сторон.

— Нет, — упорствовал вятский, — наш, вятский тотем — атакующий сокол! Хоть мы и русские! Выходи, кто не согласен!

— Все согласны! — громко, досадуя на говоруна, выкрикнул князь.

К нему обернулись, узнали и вятского крепко завалили в траву, чтобы молчал — от греха..

— Да, медведь — сие в глубокой древности был общий знак племенного, а теперь уж и народного объединения славян, — согласился Вещун. — И Ванятка прав. Каждое племя свой родовой знак имело. Вот мое племя — имело знак быка.

— Понял! — вдруг взвился от костра, чуть не опрокинув настой, молоденький солдатик из артиллеристов. — Лиса — это инородческий, этот, ну, как его?.. Ну, знак. Киргизов всяких да татаров… тотем!

— А Петух? — спросил из темноты князь, зная, впрочем, ответ, но желая раззадорить солдат.

Зря спросил.

Вещун, вот чертова голова! Встал, поясно поклонился в сторону князя, потом лишь ответил:

— Да, то — знак галлов, Ваше сиятельство! Сиречь, нонешной драчливой французской нации!

Солдаты весело загалдели, поминая петухов и французов в одном смысле.

Вещун дал людям угомониться и закончил объяснять правильное понимание древней сказки:

— А конец, радостный конец сей иносказательной повести, нам, русским да словенам, велели приделать греческие монахи, что пришли в наши домы и храмы опосля деления единой Православной Церкви надвое: нашу и католическую. Звали подлых папских монахов — Кирилл и Мефодий… Много зла исделали оне памяти русской — велели наши древние летописи на коже — по монастырям — жечь, книги, берестяные да деревянные — тоже жечь. Да к тому же велели наш древнейший на земле азбуковник — поправить… Так поправить, что теперь дети азбуку тую учат в год — не менее… А раньше учи за день, а на третий день уже и читать могли…

Все же высвободился от рукастых солдат неугомонный вятский Ванятка:

— А почто наши, русские, таковое злобство допустили?

— А оттого допустили, что началась между русскими замятия, волею князей, резня началась за земли, за людин — пахарей да скотоводов. В той замятие, парень, было, поверь, не до азбуки… И не до письмен. Крови пролилось — страх… Своей крови, не поляцкой…

— Эхма! — Вскрикнул вятский и, закрывшись руками, повалился в траву…

Тишина встала возле костра. Князь Артем Владимирыч поразился многомудрию старика. Здесь-то, в землях неведомых, то многомудрие было в пользу, а вот в Петербурге не сносить бы старцу головы. И дня — не сносить.

Вятский Ванятка вдруг резко сел:

— Слышь, старец Вещун, а все же получается, если без докончальной поповщины — хороша сказка про медведя, так?

— Хороша… — осторожно протянул Вещун.

— Нет, теперь и правда — хороша сказка! Пришли мы медведем и — плюх посреди мышиных да лисьих земель! Те зверята и разбежались! А земли стали — наши! Молодец, Вещун! Правдиво нас учишь!

Подал голос и молодой артиллерист:

— Тебе, Ванятка, этих малых зверей не жалко? Куда им, бедным, бежать?

— Земля большая! — нахраписто отозвался вятский. — И теремков на ей много. Пусть к ним бегут и на те теремки садятся!

— А ежели в тех теремках — тигры али рыси? — тоже завелся артиллерист.

Снова стала назревать небольшая кулачная расправа в кругу.

Князь Артем Владимирыч решил ее погасить, понимаючи, что Вещун людей собрал у костра не за дракой.

— Вещун! — громко позвал князь. — Ты же галльскую сказку о красной шапочке знать должон?

Вещун помолчал. В его светлых глазах сверкали огоньки костра. Подумал, потом сдержанно кивнул князю.

— Вот и объясни людям, жалко или не жалко тех зверей, на коих наш медведь свое гузно пристроил! — распорядительным тоном сказал Артем Владимирыч.

Взяв от кого-то, в темноте невидимого, теплую кружку взвара, Артем Владимирыч отправился к себе на лежак, приспособленный под телегой. Собрался выпить горьковатую, приятно пахнувшую настойку трав, да вдруг отчетливо вспомнил, кто ему передал кружку с напитком.

Гербертов передал!

Артем Вадимирыч махом опростал кружку на тележное колесо. Лег, повернулся на правый бок, толкнул Егера, чтобы не храпел, и быстро заснул.

— Давай сказывай про красную шапочку! — требовали солдаты у Вещуна.

— Не могу понять, как это княже мог вам позволить услышать про сие непотребное действо, — сокрушался старик.

— Давай рассказывай, — махнув остальным солдатам пудовым кулаком для тишины, потребовал вятский. — Мы такой сказки не слыхали ни от дедов, ни от прадедов!

— И не услышите! — проворчал Вещун, — ибо сказка сия не русская, а подло сочинена как раз в галльской, сиречь — в католической, не Православной земле!

— Тем паче — давай говори! — озлился Вятский. — Ворога надобно знать в лицо! Разве нет?

— Ладно… — как бы в неохотку согласился Вещун. — Вы здесь, в Сибири, малость уже пожили, много чего наслушались о нравах и обычаях здешних инородцев…

— Про галлов давай! — Подсунулся вятский к огню.

— Галлы, возможно, тоже до христианской поры имели странные обряды и обычаи, — продолжал старик, — а опосля решили их сокрыть, как подлые греки сокрыли от вас, люди, истинное сказание о медведе и теремке. Ладно… Им еще отмстится… Говорю о галлах. Вот у галлов, стало быть, жила девочка со своей матерью. В лесу. А на другом конце леса — жила бабушка девочки. Однажды мать напекла пирогов, надела на голову девочки красную шапочку и отправила ее с гостинцем — с пирогами — к бабушке. За девочкой в красной шапочке увязался волк, первым прибежал к избушке бабушки, съел бабушку, а потом съел и девочку в красной шапочке. Но тут случайно пришли охотники с ружьями, убили волка, распороли ему брюхо, и выскочили оттуда живые и невредимые и бабушка, и внучка.

— И — все? Вся сказка? — удивился вятский Ванятка.

— Вся, — подтвердил Вещун. — Так написано в ихних, французских книжках.

— Вот добросери — эти галлы! — покрутил головой вятский. — Ни интересу в сказке, ни страху. Так, смех сблажной. Давай, старик, расскажи-ка нам лучше русскую сказку. Да растолкуй ее нам, как положено! Как про медведя.

Народ у костра зашумел — мол, да, хорошо бы послушать русскую сказку.

— А почему тогда князь велел вам услышать про красную шапочку? — недобро колыхнул бородой Вещун. — Князя ослушаться мне невместно!

— А чего там еще слушать? — спросили из темноты. Спросили с тревогой. Вещун узнал по голосу личность Гербергова и с удовольствием ответил: