Читать книгу "Развод и девичья фамилия - Татьяна Устинова"

Контролируя непослушные пальцы, Сергей набрал номер. Нужнобыло что-то делать с собой, и он стал считать вдохи и выдохи.

Раз, два. Три, четыре. Пять, шесть. Семь, восемь.

– Машину, – сказал он в толстую несчастную секретарскуюспину. Внезапно он забыл, как ее зовут, – отправьте машину прямо сейчас.

– Куда, Сергей Константинович? Три, четыре. Семь, восемь.Пять, шесть.

Голос Киры сказал ему в ухо, что ее сейчас нет дома, ипредложил оставить сообщение.

– Тим, – позвал Сергей, – Тим, это я. Трубку возьми. Возьмисейчас же трубку!

Он сбивался со своего идиотского счета и начинал считатьсначала.

Сына не было дома, и Сергей даже представить себе не мог,где он может быть и что он станет делать, когда… когда узнает. Он посмотрел начасы, чтобы понять, в школе он или уроки кончились, и потом оказалось, что таки не понял.

Нужно ехать, сказал он себе. Нужно ехать.

– Куда машину, Сергей Константинович? – спросила секретарша,но он ничего не знал про машину.

Как только он положил трубку, телефон вдруг бешено зазвонил– его личная линия, – и в приемной зазвонил, и в кармане у него затряссямобильный, настроенный на “режим вибрации”.

Секретарша кинулась в приемную, а он выхватил мобильный.Может быть, Тим догадался позвонить.

Звонила мать.

– Сережка!

– Да, – проскрежетал он, – да, я знаю.

– Папа сказал, что он сейчас за тобой заедет и вы вместе… Тыгде, Сережка?

– На работе.

Странно, что она не понимала, что он не может говорить.Совсем не может.

– Сережа, я тебя прошу, я тебя умоляю, один никуда не езди втаком состоянии! Сейчас приедет папа! Он уже выехал, он с тобой поедет! Может,она где-то задержалась и не пришла на работу! Ты ей звонил?

– Нет.

– Не звонил?!

– Она пришла на работу, мама. Там ее машина, я видел.

– Ну и что машина, подумаешь, машина! – заспешила мать, иСергей снова начал считать.

Раз, два. Три, четыре. Семь, восемь. Нет, как-то еще.

– Позвони ей, Сережа!

Он не мог сказать, что боится звонить. Боится так, какникогда еще ничего в жизни не боялся.

– Мама, – выговорил он, – если я найду Тима, вы егозаберете. Верни отца домой, пусть он едет к школе и заберет Тима. Поняла? Прямосейчас.

– Сережка, ты один не…

– Мама, ты поняла меня?

Что-то мешало ему, лезло в голову, и он вдруг понял, что этозвонит телефон у него на столе. Он швырнул мобильную трубку, не дослушав мать,и схватил другую.

Там тоже кто-то что-то говорил, но он перестал слушать, кактолько понял, что это не его сын.

В приемной громко разговаривали, он морщился как от зубнойболи – разговоры ему мешали. Ему всегда мешали разговоры, он привык работать втишине, и никто не смел в середине дня орать у него в приемной, а сейчас орали,как будто имели на это право, а он из-за этого никак не мог вспомнить, что емунужно, чтобы завести машину.

Ключи! Ключи, твою мать!..

– Сереженька! – растолкав народ, в кабинет влетела Инга,тараща огромные прекрасные лихорадочные глаза. – Это правда, говорят, что твояангличанка там, где сегодня заложников взяли?! По всем каналам показывают!

Сергей Константинович выглядел странно.

Наверное, из-за англичанки переживает, решила проницательнаяИнга. Надо же, какой чувствительный! Еще ничего и не случилось, заложники живы– не все, но большинство-то живы! Освободят, куда денутся. Конечно, освободят!

– Пальто, Сергей Константинович! – пискнула секретарша и,как ребенка, завернула его в пальто. Он просунул руки в рукава. – И вы промашину сказали, а я так и не поняла…

В приемной раздался ужасающий топот, на секунду смолклиголоса, и в кабинет влетел его сын. У него было очень бледное, до зелени,остроугольное, взрослое лицо.

– Папа?!

– Пошли, – сказал Сергей. – Хорошо, что ты приехал, я тебяискал.

– Пап, что с мамой?!

– Я пока не знаю. Мы сейчас поедем и попробуем узнать.

В присутствии сына он не мог бояться так, как боялся донего. Он не мог переложить на него то, что только что случилось с ними. Онсильнее и старше, и именно он, Сергей, должен сейчас стоять на краю, иприкрывать, и утешать, и делать всезнайский вид, и отвечать за все – потому чторядом его ребенок, который смотрит на него, и вместо лица у него страх, дажерозовые уши и короткие волосы излучают страх.

Только страх, и больше ничего.

Щека закаменела на холодном полу, и от холода, ввинтившегосяв мозг, Кира поняла, что сейчас ее убивать не будут.

Еще не сейчас.

Аллочка перестала стонать, лежала очень тихо, Кира не могларасслышать, дышит она или нет. Может, сознание потеряла? Если тот, в рыжихботинках, раздробил ей ребра, вполне могла потерять.

Хорошо, если она без сознания.

Волосы на затылке вдруг встали дыбом, и она поняла, что кней приближается что-то. Она не видела, что именно, и боялась открыть глаза, нознала, что это близко, очень близко.

Шаги зазвучали за головой, потом тяжкий, как жернова на шееутопленника, мат и снова совещание у стеклянных дверей – далеко, судя по звукуголосов.

А это все приближалось.

Что?! Что это может быть?!

Кира открыла глаза, каждую секунду ожидая удара – не потомучто им зачем-то нужно ее бить, а потому, что они приказывали не шевелиться, аона открыла глаза!

Рядом никого не было. Она повела шеей и даже дернулаголовой, чтобы лучше было видно, и пустая улица мелькнула перед ней, и лужи нашироком крыльце за стеклом, и знакомая пепельница на ножке, и кожаные кресла, истеклянный столик с журналами – новые всегда воровали, и охранники клали настол только старые журналы.

Густая черная лужа проворно пожирала чистый пол, подбираяськ Кириной голове. Она ползла неслышно и широко и наползла уже на руку Батурина,кончики его неподвижных пальцев были внутри черноты, которая на пальцахстановилась красной.

Кровь, поняла Кира.

Из кого-то вытекала кровь – очень много. Разве в человекеможет быть так много крови?

Тот, в рыжих ботинках, убил кого-то, кто “баловался” стелефоном, и ненужная больше кровь выливается наружу, и течет по полу, и сейчасподберется к Кириным волосам.