Читать книгу "Жертвоприношение - Грэхем Мастертон"

Биллингс очень медленно покачал головой:

– Я продал душу ради чего-то совершенно другого, мой друг. Если мы когда-нибудь встретимся снова, я расскажу вам, ради чего. Не ради тридцати сребреников, но это близко. А пока… Помните, о чем я вас предостерегал. Присматривайте за Лиз и увезите детей из Фортифут-хауса как можно дальше.

– Могу я доверять вам? – спросил я.

Он снова качнул головой.

– Нет, – ответил он. – Не можете.

17. Иллюзия

Дэнни и Чарити сидели, болтая ногами, за кухонным столом и ели вареные яйца с тостами. Я стоял у раковины и, глядя в окно, пил кофе. Через дверной проем светило солнце, теплый ветерок доносил запах моря. Было невозможно поверить, что всего полчаса назад я стоял по пояс в ледяном ноябрьском океане, предавая волнам тело преподобного Денниса Пикеринга.

Я почувствовал под рубашкой зуд и почесался, искренне надеясь, что не подцепил от Бурого Дженкина вшей.

– Дэнни, – сказал я, отставив пустую чашку. – Извини, но нам нужно будет уехать.

– Ты постоянно говоришь, что нам нужно уехать, и мы все время остаемся.

– На этот раз нам действительно нужно уехать.

– Но почему? Что случилось?

– Все дело в доме. Это волшебный дом. Но его волшебство несет угрозу. Боюсь, что вам с Чарити может грозить опасность.

– А как же Лиз?

– Да, за нее я тоже беспокоюсь.

– Когда нам нужно уезжать?

Я посмотрел на часы:

– Как только вы закончите завтрак. Увезем все, что поместится в один чемодан. За остальными вещами можем вернуться потом.

– А как же я? – спросила Чарити.

– Ты тоже едешь. Ты же хочешь поехать с нами?

Чарити кивнула. Она нравилась мне все больше. Возможно, все дело в ее «викторианских» манерах. В ее готовности помочь с чем угодно – с завтраком, с заправкой постели, с уборкой. О таких детях, как Чарити, можно только мечтать – особенно в наши дни, когда, чтобы заставить ребенка отвлечься от телевизора и идти обедать, требуются особые ухищрения.

Я поднялся в спальню, вытащил из-под кровати наш старый синий чемодан и открыл ржавые защелки. Складывая рубашки, брюки и укладывая их на дно чемодана, я посмотрел на зеленую футболку Лиз, лежавшую на кровати, и «забракованные» ею нейлоновые трусики. Я совершенно не понимал, что делать с Лиз. Я собственными глазами видел, как мерцающий призрак проник в ее тело. А что, если молодой мистер Биллингс говорил правду? Что, если это действительно была сущность из дочеловеческих времен по имени Сотот? А может, это всего лишь оптическая иллюзия – слишком много вина, неправильное питание, беспокойство из-за нехватки денег?

Но предположим, что он говорил правду, и Лиз теперь одержима той же сущностью, которая вселилась в Кезию Мэйсон? Предположим, что она беременна двумя формами жизни, которые выберутся из нее, разорвав ее на части. Должен я рассказать ей? Или мне следует держать рот на замке, особенно учитывая, что, по словам мистера Биллингса, аборт невозможен? Должен ли я отвезти ее в больницу? Или лучше сбежать и забыть про нее. Закрыть глаза, уши и притвориться совершенно другим человеком, который никогда не слышал о Фортифут-хаусе?

Лишь одно не давало мне покоя: зачем молодой мистер Биллингс попытался предупредить меня об опасности нахождения в Фортифут-хаусе? Он мог сдать меня Бурому Дженкину. Или позволить Кезии Мэйсон оторвать мне лицо.

Но я чувствовал, что нужен ему по какой-то непонятной мне причине. Чувствовал, что он вовлек меня, без моего ведома, в какой-то тайный заговор.

Он упомянул о главном предательстве всех времен – о тридцати сребрениках. Возможно, его слова значили гораздо больше, чем мне поначалу показалось.

Но времени на размышления об этом у меня не было. Я должен был позаботиться о Дэнни и Чарити. С каждой минутой увеличивался риск, что Бурый Дженкин поймает нас. И я не питал никаких иллюзий относительно того, что он сделает с детьми, когда похитит их.

Распахнулась дверь и – ой! В дом влетает…

Я упаковал пижаму Дэнни и пошел в ванную за нашими зубными щетками. Посмотрел на себя в зеркало аптечки. Измученный – не то слово. Я выглядел ужасно. Кровь с подбородка я смыл, но на губе краснела большая трещина. Вокруг носа и рта виднелись царапины и красные ссадины.

Когда я снова спустился вниз, то, к своему удивлению, обнаружил, что Лиз уже вернулась с работы и сидела за кухонным столом, помешивая чашку растворимого кофе. Дети на террасе гоняли полуспущенный пляжный мяч. Лиз как-то странно улыбнулась мне, когда я прошел с чемоданом через кухню и поставил его возле открытой двери.

– Ты уже собрался, – сказала она без тени удивления в голосе.

– Я… да. Уже собрался. Решил уехать. С меня хватит.

– О, – произнесла она. – Ты собирался уехать, не предупредив меня?

– Нет, конечно. Я собирался заехать в птичий парк и сказать тебе.

– Но ты не собирался спрашивать меня, хочу ли я поехать с тобой?

Я не знал, что ответить. Я даже не знал, разговариваю ли сейчас с Лиз или с каким-то бесчувственным, бесформенным существом, которое выглядит, как Лиз, разговаривает, как Лиз, и дразнит меня, как Лиз.

– На самом деле, мне даже в голову не приходило, что ты захочешь поехать со мной, – солгал я. – Я думал, ты не захочешь остаться с мужчиной намного старше тебя, без денег, без перспектив, без машины, да еще и с двумя детьми на шее.

– Может, предоставишь мне самой принимать решения? – спросила она.

Я посмотрел на резвящихся на солнце Дэнни и Чарити и подумал о детях, запертых в Фортифут-хаусе много-много лет назад. Беспомощных и полуголодных. Которых ждали лишь увечья и смерть.

– Почему ты так рано вернулась с работы? – спросил я. – Сейчас всего одиннадцать.

Ее ложка продолжала звякать о кофейную кружку.

– Неважно себя чувствую. Живот как-то странно побаливает.

Я кивнул:

– Понятно.

– Один из кассиров подбросил меня до дома. Хороший парень. Его зовут Брайан.

– Твоего возраста?

– Ты же не ревнуешь, надеюсь?

Мне показалось, что у нее в глазах снова мелькнул красноватый огонек. Меня не покидало чувство, что кто-то другой внимательно смотрит на меня сквозь глаза Лиз. Словно это был лишь ее портрет с прорезями вместо глаз.

– Ты знаешь, от чего это? – спросил я.

Лиз неуверенно качнула головой.

– Я про боли в животе, – пояснил я. – Есть какие-то мысли, что это может быть?

Я думал, что увижу в ее лице хоть какую-то подсказку – какой-то намек на то, что она не та, за кого себя выдает. Но она просто пожала плечами, поморщилась и сказала: