Читать книгу "Почти живые - Андрей Дышев"

— Док, вы здесь? — раздался резкий голос. Показалась плотная тень.

— Здесь, заходи! — отозвался Егорыч.

В салон полезли люди.

— Что это тут, черт! Ящики, что ли?

— Боеприпасы…

— Хоть отогреемся… Все кишки промерзли.

— Горячее есть что-нибудь?

— Чай, остыл уже, — стал оправдываться доктор.

Я не знал, кому принадлежали голоса, еще не приноровился различать.

— Где водка? Водку купили?

— Купили, — торопливо отвечал за всех доктор. — И лук, шоколад, чеснок.

— Сколько водки?

— Около пятидесяти. Больше пятидесяти…

— О, и корреспондент здесь! Володька, привет! — Я узнал Сашкин голос, пожал твердую и шершавую от грязи руку — не более чистую, чем моя. — Ты где пропадал?

— У Радуева.

— Да ты что?! Как ты еще жив остался?

— Контузило и зацепило немного. Журналистку Ксению Черныш из «Дорожной газеты» расстреляли.

— За что?

— Не знаю… У нее были убийственные факты. А за это вот убивают.

— А мы тут одного из американского телевидения за задницу взяли. С той стороны пришел, двадцать тысяч долларов в карманах нашли. Хотели гада шлепнуть, но не стали руки марать.

— Циркус? — спросил я.

— Вот-вот, он самый, — подтвердил Сашка.

…Привели раненого. В темноте я не разглядел лица, услышал лишь, что звать его Василий и ранили его в ногу. Через несколько минут подъехала «санитарка», мы наскоро распрощались с Виктором Рогожиным и Василием. Они поехали на сборный пункт, откуда их рано утром должны были отправить на вертолете в госпиталь. Вася оставил мне свою донельзя вымазанную куртку, Витя — штаны. Не обращая внимания на пятна крови, быстро облачился, надев все поверх гражданки. Я решил остаться в окопах с ребятами, я не мог тихо развернуться и потопать в тыл. Тем более имел личный счет с боевиками. В первый день меня вряд ли бы взяли, и выглядел я в своей кожанке, как белая ворона. Теперь не отличался ничем. Форма меняет человека, походку, передает энергетическое поле, сразу чувствуешь появление новых сил, движения становятся упругими — война вливается в тебя, каждая клетка, съеживаясь, чувствует ее, а память мгновенно возвращает старый боевой опыт.

Пережитые дни… Трагично перемешались в сознании и судьбах общий бардак, смертельный риск и готовность, не задумываясь, пожертвовать своей жизнью. Смерть стала привычной обыденностью, как и всеобщая подлость тех, кто взирал с вершин и кто был изначально виновен в появлении на земле этой новой черной дыры… Мои самые близкие на огненном пятачке ребята — собровцы, которых толком не знал по именам, давно перестали удивляться, не боялись ни черта, ни дьявола, ни начальства, в безмерной их усталости проглядывало равнодушие ко всему, даже к смерти. И единственное, что вело их и держало — дымное село, скелеты домов, — территория ненависти, которую надо было взять своей кровью. И выходило это, как ни крути, выше понятия «долг», тут просто обвалилась на мужиков безвыходная ситуация, когда злость переполнила все без края. И была привычка не уползать, оглядываясь, а доводить дело до конца, — что считалось безусловным, праведным и непоколебимым… Все это было — и все повторялось… Отчаяние, ярость от сознания, что теряешь родную землю, хватаясь за нее обожженными руками, и колонны офицерских рот по-прежнему идут на пулеметы, безмолвно, без рваного «ура», с тихим матом между зубов, смыкая ряды на месте павших, а вместо дроби барабанов — грохот лжи и насмешек. Офицерские роты, не штрафные, а элитные, отборные, по всей России собранные. Одно слово: СОБР.

…Саня сказал: «Старик, мы рады, что ты опять с нами… Но пойдем к командиру, без его разрешения нельзя».

В том духе, что и в санаторий без разрешения не возьмут, а сюда — и подавно.

Игорь Байбаков встретил меня со сдержанной приветливостью, молча пожал руку. Я понял, что даже тусклая улыбка далась ему с трудом, на сером лице — тяжелые веки, покрасневшие хмурые глаза. Он распорядился раздать боеприпасы, заметив, что если б «витязи» не помогли им с патронами и гранатами, то совсем бы туго пришлось… На время он забыл обо мне, потому что надо было увидеть, посмотреть в глаза своим ребятам, понять, на что сейчас способен каждый. Он мог построить всех и вывести с кровавого поля, сославшись на что угодно, хоть на плохую погоду, отсутствие боеприпасов или горячей пищи… В наше время за это никто серьезно не страдает. Ведь соседи слева так и сделали, ушли, а «дыру» законопатили за счет свежих подразделений.

Тут Байбаков обратил внимание на звякнувший многоголосо мешок с водкой. Рядом свой груз опустил стажер Игоряня.

— Сколько здесь? — спросил Байбаков.

— Пятьдесят четыре…

— Давай, — приказал он стажеру, — по полбутылки на брата. Одну на двоих. И по половине луковицы.

— Луку много, — заметил стажер.

— Больше не надо. От него пить хочется, — сказал командир и повернулся ко мне. — Спасибо тебе за помощь… Ты, говорят, был у бандитов?

— Был.

— Много их еще там?

— Сто — сто двадцать. Они ждут помощи, чтобы прорваться…

— Оружия, боеприпасов много?

— Оружия у них хватает. — И я перечислил все, что услышал от милиционера. — А вот насчет боеприпасов — трудно определить.

Байбаков разрешил мне остаться, с сомнением покачав головой и, как немногословный человек, более ничего не сказав. А я почувствовал прилив дурацкого счастья, особенно когда мне дали автомат одного из раненых. Я также разжился гранатометом «муха» — любимый жанр. С Саней Ивановым мы выпили по полбутылки, закусив тушенкой с луком и чесноком. Предстояла ночь в окопах — последняя ли в этом проклятом месте?

Мы уже заняли почти целый квартал на своем правом фланге. На левом несколько кварталов захватили и прочно закрепились «витязи» — отчаянные по молодости ребята. Эту ночь спали короткими урывками, все предчувствовали: предстоит решающий бой. Я набил «разгрузку» магазинами, предварительно до упора затолкав в них патроны, в карманы сунул ручные гранаты. Ночь была как ночь: самолеты развешивали осветительные гирлянды, мы постреливали для острастки, со стороны духов отвечали, но уже не так дружно, как раньше. На дороге не прекращалось движение: прибывали новые колонны с боеприпасами, продовольствием. Наконец-то тыловики развернулись. Дошел слух, что на подкрепление приехала батарея «град». Это известие не столько обрадовало, сколько заставило призадуматься: у реактивной установки широкая натура — шарахнет, всем достанется. Наиболее практичные стали зарываться глубже в землю. В развалинах домов скрываться никто не отваживался. Около часа ночи со стороны Советского началась отчаянная пальба, небо расцвело трассерами, вспышками, что-то горело.

— Технику подожгли, — негромко произнес Саня Иванов.

Позже мы узнали, что около сотни боевиков пытались прорваться на помощь Радуеву, сожгли бронетранспортер, но напоролись на минные поля и были рассеяны.