Читать книгу "Рецепт Колдуньи - Валентин Черных"

— Ты не возражаешь?

— Возражаю, — ответила она.

— Спасибо, — сказал я и сел напротив.

Она смотрела на меня, не отводя глаз, это могло означать только одно — встань и уходи. Но я не ушел, а спросил ее:

— За что ты так меня ненавидишь?

— Вы грязный развратник!

— Ты не права. Я очень чистоплотный. А то, что ты называешь развратом, это просто игра. Взрослым мужчинам и женщинам не хватает в жизни игры, вот они и играют в свои взрослые игры.

Я смотрел в ее глаза и видел только ненависть. Она ненавидела меня за ту ночь, за то, что я сел за ее стол, хотя мне было отказано, за то, что я говорю ей «ты».

— В твоих глазах столько ненависти, — сказал я. — Они так замечательно светятся, а какой свет пойдет от них, когда ты полюбишь! И еще. В то утро у душа я тебя увидел без этих дурацких буклей, открытую и прекрасную, ты не похожа ни на кого и поэтому особенно прекрасна, я думаю об этом уже несколько дней. Так влюбляются с первого раза, я это знаю и признаюсь тебе в этом. Теперь, когда я сказал все, что о тебе думаю, я выполняю твое требование и ухожу.

Я пересел за соседний столик. Я надеялся, что она посмотрит в мою сторону хотя бы один раз, но она не посмотрела и вышла из столовой.

Она курила в стороне от съемочной группы. По движению ее глаз я понял, что она отметила мое появление. И я решил сказать ей последнее. Я шел к ней и вдруг увидел ее растерянность, даже беспомощность, она не могла уйти, потому что стояла в углу, между стеной и железным забором. Но ее растерянность длилась секунды, я оценил ее решительность, она пошла на меня, надеясь, вероятно, что я посторонюсь и пропущу ее. Но я не пропустил, пока не сказал:

— И последнее. Здесь есть актеры, с которыми я учился или снимался. Они знают одну мою особенность. Я никогда не вру. То, что я сказал тебе, — правда. Я хотел это сказать.

У меня осталась одна съемочная смена, когда зарядили дожди. В экспедиции обычно снимают по двенадцать часов за смену, и, если выпадает незапланированная остановка, накопившаяся усталость требует разрядки. Кто-то спит, кто-то пьет. Я запил. Бухгалтерша не выходила из своего номера. Я пытался узнать, кто она и откуда? Директриса знала только, что она была без работы и ее кто-то рекомендовал, потому что перед самым выездом в экспедицию бухгалтеру киногруппы сделали операцию аппендицита. Никто не знал, замужем ли она, есть ли дети.

В моем номере пили и пели почти всю ночь. Под утро постучала перепуганная ночная дежурная.

— С вашей бухгалтершей плохо!

— Что случилось? — Директриса сразу стала главной.

— Недавно вышла на улицу, курила на крыльце. К ней подошел кто-то из ваших, такой маленький, полный. Я не знаю, что он ей говорил, но она вдруг закричала и упала. Я выбежала, она вроде не дышит. Надо милицию вызывать.

— «Скорую помощь» вызывай! — сказал я и бросился к выходу.

Она лежала у крыльца. Я прикрыл ее замечательные ноги полами халата и стал считать пульс. Она была в сознании, но, наверное, не могла заставить себя встать при таком скоплении людей. Я взял ее на руки и отнес в номер.

— «Скорая» уже выехала! — сообщила дежурная.

Я открыл окно и попросил всех выйти.

— Ты уже не в обмороке, — сказал я, когда все вышли. — Реши сейчас, поедешь в больницу или останешься здесь.

Я вышел, как только в номер вошел врач. Он пробыл недолго.

— Я ей сделал укол. Она уснет часа на четыре. Потом ей надо сделать еще один укол. Кто-нибудь сможет сделать или мне прислать медсестру? — спросил врач.

— Я сделаю.

— Что с ней? — спросила директриса.

— Наверное, просто истерика. Завтра может прийти в поликлинику.

— Может быть, отвезти ее в больницу? — спросила директриса.

— В больнице лежат больные, — врач достал из кармана одноразовый шприц и ампулу. — Место укола протрете водкой, судя по запаху, ее у вас достаточно.

Врач, пожилой, с серым от бессонницы лицом, не глядя на нас, пошел по коридору.

Утром я постучал в дверь номера бухгалтерши и, не услышав ответа, вошел.

— Тебе надо сделать укол, — сказал я.

Она лежала, не открывая глаз.

— Повернись на живот.

И она повернулась. Я намочил ватку в водке, задрал ей халат, она, наверное, понимала, что этой частью своего тела ей можно было только гордиться. Я быстро и, по-видимому, не больно сделал укол, я много делал уколов Елизавете, иногда по шесть в сутки. И увидел ее вздрагивающие плечи, она плакала в подушку, пытаясь натянуть простыню на голову.

— Перестань, — сказал я. — Ничто не стоит твоих слез. Я рядом, и ты можешь ни о чем не беспокоиться.

Она повернулась ко мне и плакала так, что у меня промокла рубашка. Я гладил ее волосы, плечи, говорил ласковые слова, утешая и успокаивая. Всем известно, чем заканчиваются такие утешения. Я сразу понял, что она совсем неопытна в любовных играх, и был предельно деликатным.

Я был уверен, что она будет лежать с закрытыми глазами, но она рассматривала меня без всякого стеснения. Я почему-то застеснялся и стал натягивать простыню, подумав, что сказала бы Елизавета в этой ситуации, зная, что еще накануне я спал с другими женщинами. Наверное, что-то вроде: «И мне обломилось от этого пирога!»

— Ничего не говори насчет пирога, — предупредил я ее.

— Как ты догадался? — Она задумалась. — Но если ты такой ясновидящий, то я могу сказать, о чем ты подумал, когда впервые увидел меня.

— Скажи.

— Боже мой, как ей не повезло, какая же уродливая!

Видя ее глаза, я понял, если сейчас совру, между нами все закончится, да я и отвык врать при Елизавете.

— Да, — подтвердил я. — Но я еще подумал: какая идиотка! Неужели она не понимает, что, если невозможно скрыть недостаток, его надо сделать достоинством, а когда я тебя увидел после душа без этих дурацких буклей, я понял, что ты женщина моей жизни.

Я не выходил из ее номера весь день и всю ночь.

Следующее утро было солнечным и последним для меня в этой экспедиции.

— Я заказала вам билет на завтра, — предупредила меня директриса.

— Ты нарушаешь договоренность. Ты обещала продлить командировку.

— Это ты нарушил договоренность!

— А вот я ничего не нарушал, потому что ничего не обещал.

Я вернулся в гостиницу, собрал вещи и зашел в номер Дарьи.

— Меня высылают в Москву.

— Но тебе командировку продлили на пять дней.

— Наказан за нехорошее поведение.

— Ты хочешь остаться или хочешь уехать?

— Я хочу остаться.