Читать книгу "Крутой секс - Дмитрий Стрешнев"

— Так вы хотите превратиться в плебс или в могильщика? — спросил Сева, у которого такое количество умных слов сразу же перемешалось в голове.

— Скорее, в могильщика, — сказал Иннокентий. — Поскольку пока еще есть, что хоронить.

— Браво! — воскликнул Филипп Марленович. — Вспомни, Аркадий, как Гитлер учил обходиться с завоеванными народами: ничему не учить, досыта не кормить и — побольше веселой музыки. Когда наш институт закрыли, я вдруг почувствовал себя таким покоренным народом.

— Не верь политикам, Филипп! Гитлер, провозгласивший превосходство арийской расы, угробил арийцев больше всех! — закричал Потапов, взмахнув от возбуждения чемоданчиком. — А вспомни магию коммунистического обольщения!..

— Между прочим, в эпоху коммунистической тирании я мог спокойно гулять в соседнем лесу, — сказал Филипп Марленович, — а в эпоху свободы и демократии лес огородили, и он стал собственностью одного человека. Тебе не кажется это странным, Аркадий?

— Не упоминайте при мне про коммунистов! — темпераментно потребовал Самокатов, тоже размахивая чемоданчиком. — Они убеждали, что в мире возможна справедливость. Этого страшного преступления я им не прощу никогда!

— А что это вы все с какими-то чемоданчиками? — поинтересовался Филипп Марленович. — Собрались буквы с вывесок снимать? Кстати, наш с тобой, Аркадий, чемоданчик с инструментом я потерял…

Профессору показалось, что Филипп Марленович произнес эти слова с некоторой ностальгией, и он проникновенно предложил:

— Подумай, Филипп: может нам с тобой снова заняться культурой?

Но Филипп Марленович тут же стряхнул наваждение и с саркастическим смешком ответил:

— Культура внедряется каленым железом. Большевики пинали наш народ, мучили и тащили к вершинам духа, но как только каленого железа не стало, народ моментально скатился обратно — к матерным частушкам под водку.

— Лукавишь, Филипп! — парировал профессор. — Плебейство и при Советах процветало! Наш народ всегда с удовольствием слушал под водочку песни о том, как ему трудно жить, и какой он страдалец.

— Мне кажется, Филипп Марленович, что эти люди, — сказал Самокатов, указывая чемоданчиком на Потапова и Чикильдеева, — отвлекают вас от вашего благородного дела.

— Действительно, — согласился Филипп Марленович и приказал: — Аркадий! Всеволод! Отойдите, не мешайте историческому процессу!

Он сделал несколько шагов вперед по направлению к терпеливо ожидавшим ртутникам.

— Начальника передового отряда и вестовых ко мне! Остальным разойтись по своим местам!

Ртутники послушно разбежались, кроме нескольких.

— А обо мне вы не забыли? — напомнил Иннокентий Самокатов. — Мне, как и вам, одно мгновение свободы дороже, чем целая жизнь, полная нищеты, бесправия и унижений.

— Правильная мысль, — согласился Филипп Марленович и велел ртутнику с ногами разной длины: — Возьмите этого гражданина, он тоже рвется в бой. Начинаем штурм ровно через десять минут.

Самокатов повернулся к Чикильдееву и Потапову.

— Жаль, что я так и не познакомился с вашим Зашибцом. Передайте ему вот это, — он протянул чемоданчик. — Да здравствуют свобода и справедливость!

Ртутник и Самокатов отправились куда-то по крыше, а Филипп Марленович наклонился к Потапову и доверительно произнес:

— Какой же мы ерундой с тобой, Марксыч, всю жизнь занимались! Знаешь, я уже заготовил первый декрет новой власти: «О внимании к нуждам граждан».

— Помилуй, Филипп! — воскликнул профессор. — Все это уже было! И вспомни, чем кончалось!

— Так что же — больше не пробовать?

— Не знаю… — признался Потапов.

— Да ты напряги мозги: без революционной гильотины Россия станет совсем помойкой!

— Да, чиновников, конечно, давно пора обуздать, с этим я согласен… — грустно согласился професоор. — Но неужели нет другого способа?

Филипп Марленович усмехнулся.

— А ты его знаешь?

Профессор промолчал, и Филипп Марленович обнял его за плечи.

— Спасибо за честность, дорогой коллега! Я всегда верил, что ты не просто гнилой интеллигент, у которого сердце бьется сильнее и чаще только в опере… А теперь извини, пришло время действовать!

— Ладно, — сказал профессор. — Не будем тебе мешать.

— Тем более, что нам пора позвонить насчет Кати, — добавил Сева.

— Вы все-таки нашли ее? — обрадованно воскликнул Филипп Марленович.

— В общем, да, — сказал Сева. — Это целая история.

— Ладно, потом расскажете, — решил Филипп Марленович, но, увидев, что Чикильдеев вытаскивает мобильный телефон, схватил его за руку.

— Только не сейчас и не отсюда! Мы соблюдаем режим эфирного молчания.

— Но ведь… Катя! — попытался возразить Чикильдеев, однако Филипп Марленович был непреклонен.

— Проследите, чтобы эти граждане не нарушали моих указаний! — велел он ртутнику высокому и худому, как инопланетянин, и к тому же без подбородка.

Тот кивнул и переместился поближе к Чикильдееву и Потапову. Успокоенный же Филипп Марленович повернулся к другому своему подчиненному:

— Пускайте отряд парфянцев!

— Слушаю! — сказал тот, показав зубы неимоверной длины, причем одни были длиннее других.

— А почему — парфянцев, Филипп? — спросил Потапов.

— Ты вспомни, Аркадий, как были взяты Сарды. Парфянцы преодолели стену города в самом неприступном месте, где их меньше всего ожидали.

Ртутник, которому было отдано распоряжение насчет парфянцев, проворно бросился к краю крыши и исчез в пропасти между домами так стремительно, что профессор и Сева не успели ахнуть.

— А местные жители ваших маневров не испугаются? — спросил Сева.

Филипп Марленович саркастически засмеялся.

— Это же центр города. Мертвая зона. Сплошные офисы, а чиновники уже разбежались по домам… Можете оставаться здесь, а я должен занять более удобную позицию для наблюдения.

Филипп Марленович зашагал по крыше. Чикильдеев и Потапов опасливо семенили следом за ним.

Высокая стена здания, в котором заседало Общество любителей кактусов, возвышалась перед ними. За наглухо задраенными евроокнами не ощущалось никакой жизни.

«Но ведь охрана должна же там быть!» — подумал Сева.

— Смотрите! — сдавленным голосом проговорил профессор.

По стене, словно большие насекомые, ползли фигуры. Чикильдееву показалось, что в одной из них он узнал Савватия Павловича.

Достигнув окон, находящихся на уровне крыши, где стоял Филипп Марленович, фигуры стали что-то делать. До Чикильдеева и Потапова донесся слабый хруст.