Читать книгу "Пока ты спал - Альберто Марини"

Она села у кровати и сделала взволнованное лицо. Было понятно, что она здесь, чтобы совершить доброе дело в собственных глазах и в глазах родственников. Говорила она только с его матерью, первым делом спросила, как Алессандро себя чувствует, посочувствовала родителям, которым выпала такая нелегкая ноша, а потом радостно, с энтузиазмом переключилась на социально-экономические проблемы родственников, близких и далеких.

А Алессандро тем временем вспоминал своего друга, который так и не давал о себе знать. Он пытался убедить себя, что Киллиан мертв, что он все-таки покончил с собой, бросившись с крыши или моста в каком-нибудь далеком уголке страны. В конце концов, именно таким было его намерение, в случае если все получится с Кларой. И Алессандро знал, что все получилось.

Смерть консьержа могла быть единственным объяснением его молчания. Но даже сейчас Алессандро в глубине души продолжал надеяться, что однажды, в самый неожиданный день, его учитель появится на пороге этой комнаты. В бесконечном одиночестве он сильно тосковал по единственному другу.

Он помнил, как был удручен и подавлен, когда услышал от отца про Киллиана после того, как они попрощались тем зимним воскресеньем. Сеньор Джованни с искренней злостью рассказал, как встретил Киллиана в лифте и как тот просил соврать о его гибели, о суицидальном прыжке с крыши. Тогда Алессандро впал в глубокую депрессию. Он чувствовал, что с Кларой что-то не получилось, что Киллиан не достиг цели, потерпел поражение. Несмотря на благородную попытку консьержа скрыть от него правду, его ужасно расстроил тот факт, что план не увенчался успехом. Алессандро верил, что между ними существует незыблемая связь и неудача одного приведет к неудаче другого. Окно снова становилось недостижимой вершиной, а сама мысль о том, чтобы бесконечно жить в этих жалких условиях, сводила его с ума.

Алессандро затеял было голодовку, но добился только того, что ежедневных унижений стало больше. Ему стали вводить в горло еду силой, будто он был уткой, которую откармливают на фуа-гра.

Он падал с кровати, но в результате получил только несколько болезненных синяков и шишек, да еще и присматривать за ним стали серьезнее. Не было никакого способа покончить с этим кошмаром. Сами условия его существования не позволяли ничего сделать.

Депрессия долго не продлилась. Когда через несколько дней весь дом стоял вверх дном после случившегося в квартире 8А, а мать с соседками только и говорили, что о странной смерти Марка, к нему вернулось хорошее настроение. Как только до Алессандро дошел слух, что жених Клары покончил с собой в ванной, он понял, что это дело рук Киллиана. «Вот сволочь!» — радостно восклицал он про себя. Его друг добился своего. И окно вдруг снова стало достижимым.

С тех пор он ежедневно тренировался сам. Поочередно вытягивал ноги под простыней, сгибал пальцы ног, напрягал наполовину атрофированные мышцы живота. Он работал и над мускулатурой рук и смог немного восстановить функцию пальцев и укрепить бицепсы.

Иногда, когда отца не было дома, а мать, судя по звукам из кухни, не должна была появиться в комнате в ближайшее время, он решался встать и сделать несколько шагов вдоль кровати, чтобы относительно легко вернуться обратно в постель.

Однако Киллиан кое в чем ошибся насчет него. Время. Предположение, что Алессандро сумеет добраться до окна прежде, чем окончится зима, было утопией, и не потому, что Алессандро недостаточно старался.

Он тренировался на пределе своих возможностей, делал мучительные и болезненные упражнения и выкладывался на все сто процентов каждый день, без выходных. Однако наступила весна, потом закончилась, прошло жаркое и солнечное лето, и только теперь Алессандро почувствовал себя готовым. Никакого запаса сил он в себе не ощущал, только четкую границу своих возможностей: он подготовлен, чтобы дойти до этой проклятой дыры в стене. Ни на сантиметр дальше.

Он тренировался самостоятельно уже десять месяцев, и теперь мог в течение десяти минут поочередно поднимать ноги, делая перерывы по шестьдесят секунд. Он мог поднять правую руку до уровня плеча и взять пальцами какой-нибудь предмет. Каждое из этих достижений требовало пота и крови, но у него получалось.

Родители радовались его активности, как божественному чуду. У матери даже появилась надежда, что ее несчастный сын когда-нибудь сможет вернуться к жизни, если не полноценной, то более или менее нормальной. Алессандро увеличивал длительность тренировок, но и его мама тратила не меньше времени на молитвы, перебирая пальцами четки. В благоговении и страхе она просила о чуде, которого ее ребенок был достоин после всех пережитых страданий.

Он взглянул на мать и на тетю, погруженных в разговор, и подумал, что наступил подходящий момент. Он чувствовал себя сильным, да и мама была не одна: сестра поддержит ее в этой трагической ситуации. Алессандро ненавидел родителей, но не желал им ничего плохого. Он просто хотел освободиться от них. Он подумал об отце, который сейчас ушел за покупками со своей старой тележкой. Хорошо, что его нет дома, иначе он бы винил себя за то, что недостаточно хорошо присматривал за сыном. Момент наступил.

Он закрыл глаза и притворился, что заснул. Через какое-то время обе женщины замолчали и тихо покинули комнату. Они ушли на кухню, чтобы продолжить сплетничать там, и оставили его в покое.

Алессандро открыл глаза. Мать и тетка даже деликатно прикрыли дверь его спальни.

Он схватился за металлический шест, прикрепленный к кровати, на который, когда ему было совсем плохо, вешали пакеты с лекарствами для капельницы. Тренированные мышцы живота напряглись, и он высвободил ноги из-под простыней. Ноги прикоснулись к полу, но он не знал, прохладный сейчас паркет или, наоборот, теплый. Чувствительность пока не вернулась.

Оттолкнувшись обеими ладонями от матраса, он передвинул вперед бедра и неуверенно встал, не отпуская металлический шест. Выпрямившись возле кровати, он спокойно ждал, когда пройдет тошнота; она накатывала каждый раз, когда он вставал после долгого пребывания в кровати. Когда кровь снова нормально побежала по артериям и венам, он отпустил шест.

До окна было чуть больше трех метров. Если он будет двигаться с максимальной скоростью, то потратит от двенадцати до пятнадцати минут. Примерно сорок шагов; в среднем десять секунд на каждый шаг правой ногой и от двадцати пяти до тридцати секунд на каждый шаг левой. Примерно на полпути он отдохнет, когда можно будет опереться на спинку стула. Все было выверено. Он подсчитывал это тысячи раз.

Алессандро сосредоточился, сжал зубы и передвинул правую ногу. Ступня продвинулась вперед сантиметров на пять. Сделать шаг левой было намного сложнее, как всегда. Он задрожал и почувствовал, как надулись вены на лбу. В голове звучал голос Киллиана: «Левая нога, Алессандро. Двигай эту проклятую ногу!» И нога подчинилась.

Теперь снова правая. Из кухни доносились звуки готовки (что-то кипело), сливающиеся в одно голоса матери и тетки, время от времени — звон ложек о чашки. Они сварили кофе. Тот самый кофе, который так нравился его другу.