Читать книгу "Во власти наслаждения - Элоиза Джеймс"

— Около четырех или пяти месяцев, — весело сообщил Хастингс. — Я очень огорчен, ваша милость.

И вдруг он осознал опасность своего положения: на лице Алекса дергался мускул, а глаза горели недобрым огнем. Хастингс смог лишь неуверенно произнести: «Милорд, эти разговоры не имеют под собой основания…» Алекс только посмотрел на него. Затем перегнулся через стол, грубо схватил его за аккуратно завязанный галстук, и лицо Хастингса оказалось вровень с пылающим гневом взглядом Алекса.

— Я не потерплю, если услышу, что ты когда-нибудь повторишь эту грязную клевету, — процедил Алекс сквозь стиснутые зубы.

— Не буду, — с трудом пропищал Хастингс.

Пот катился по его спине. Алекс с презрением оттолкнул его. Хастингс перевел дыхание. Повернувшись, Алекс молча вышел из комнаты.

Как только дверь закрылась, Хастингс опустился на стул. Он чувствовал, что весь дрожит как осенний лист на ветру. Безумный — вот кто такой этот Александр Фоукс! Сумасшедший! Он, Хастингс, сообщил Фоуксу только то, что сказал бы ему любой прохожий на улице. Что же Фоукс собирается делать? Угрожать половине населения Лондона?

Хастингс осторожно размял пальцы. Это его успокоило, и сердце забилось ровнее. «В самом деле, — с чувством некоторого превосходства думал он, — Фоукс совсем ненормальный». Наконец самодовольная улыбка показалась на его лице: его высокородная и могущественная милость может оскорблять государственных служащих сколько угодно, но факт остается фактом: его новая жена — проститутка, которая спит с братом собственного мужа. Улыбка еще шире расползлась по его лицу. Он откинулся на спинку стула и принялся напевать какой-то легкий мотивчик.

Хастингс не любил жену — скаредную, сварливую женщину, как он считал, — но он без колебаний мог утверждать, что, кроме него, она никогда ни с кем не спала. Ей просто не нравилось это занятие, как она часто ему говорила. Но если уж жена не принадлежит собственному мужу, то этот человек беднее самого бедного трубочиста! С этим не поспоришь. И если этот факт сделал высокородного и могущественного графа столь чувствительным, то он, Хастингс, может его понять и посочувствовать.

Алекс, с виду абсолютно спокойный, подошел к своей карете. Он дал кучеру адрес своего поверенного и сел в экипаж. К счастью, он не чувствовал ничего. Рассудительный внутренний голос напомнил ему, что скандала и следовало ожидать, и Алекс согласился с этим. Он даже не испытывал горечи, хотя его тело будто наполнилось холодной сталью. Он должен был понять это раньше. Если и было нечто, что причиняло ему некоторую боль, так это досада, что Патрик мог с ним так поступить. Патрик был с ним одно целое, спутник его детства, его близнец. Как он мог предать? Но даже и это, величайшее из предательств, с которым столкнулся Алекс, не беспокоило его.

Зато мистер Дженнингз из «Дженнингз и Конделл» весьма обеспокоился. Обычно ничто не могло взволновать Джен-нингза. Не важно, в чем заключалась беда, с которой к нему обращались, — поддельное завещание, нелепый иск, незаконная дуэль, — Дженнингз неизменно сохранял невозмутимый вид. Он считал, что обязательно найдется выход из трудного положения. Но, глядя на стоящего перед ним высокого бесстрастного графа, Дженнингз ощутил прежде неведомое ему беспокойство. Если бы его отец был жив! Он так хорошо умел справляться с разгневанными пэрами и вспыльчивыми графами. За двадцать минут разговора он мог успокоить их гнев и возмущение, сдабривая свой умиротворяющий голос большими глотками самого лучшего портрета. Но инстинкт подсказывал, что этому графу вина предлагать не следует. У него такой вид, подумал Дженнингз, как будто он готов кого-то убить.

Дженнингз склонился в глубоком поклоне.

— Милорд, — спокойно произнес он, — не пройдете ли в мой кабинет?

Как только Фоукс расположился в уютном, заставленном книжными полками кабинете, Дженнингз достал папку. Внутри была та самая статья из «Сплетника». Дженнингз сел напротив Алекса в большое кожаное кресло, скрестил ноги и сложил домиком свои тонкие пальцы.

— На следующий день после появления этой статьи я зашел к вашей жене, — начал он, наблюдая, как хмурится Алекс, читая в «Сплетнике» описание своей брачной ночи, — но не застал ее. Все обитатели дома в то утро уехали в деревню. Не могу сказать, что не одобряю ее решения, — продолжал он своим тонким голосом, не лишенным сарказма. — Было бы чрезвычайно неприятно, если бы она осталась в Лондоне. Естественно, эта статья вызвала большой шум.

Он замолчал. Алекс сидел выпрямившись, с совершенно невозмутимым видом, постукивая пальцами по ручке кресла. Поскольку он ничего не сказал, Дженнингз продолжил:

— После появления статьи я взял на себя смелость нанять сыщика. — Он вынул из лежавшей у него на коленях папки еще один лист бумаги. — Я знаю, что возбуждение дела о клевете может оказаться достаточно эффективным, чтобы замять такого рода скандал. Однако требуется собрать подробные сведения, прежде чем такие действия могут быть предприняты. — В эти слова Дженнингз облек свою мысль, что не имеет смысла судиться из-за клеветы, если обвинения «Сплетника» соответствуют действительности. — На этом листке перечислены точно установленные поступки вашего брата, лорда Фоукса, совершенные им за неделю пребывания в Лондоне. Вы увидите, что он не пытался встретиться с вашей женой до того, как приехал в ваш дом и узнал о вашей женитьбе. На мой взгляд, это ставит под сомнение предположение о длительном романе.

Он снова замолчал. Алекс не проронил ни слова, а только непроизвольно скрипнул зубами. Длительный роман! Чертовски верно сказано, если начинать с потери Шарлоттой невинности.

Дженнингз продолжал:

— Ваш брат проводил графиню после музыкального вечера в доме миссис Фелвитсон до Шеффилд-Хауса, но сразу же уехал. Затем, два дня спустя, в четыре часа дня он приехал снова, по приглашению. Он покинул дом приблизительно в пять тридцать через черный ход. Он воспользовался выходом для прислуги, поскольку знал о репортере, прячущемся возле дома. Остаток вечера лорд Фоукс провел в «Уайте», где проиграл более двухсот фунтов. На следующее утро он встал рано и уехал в Лестершир в обществе Брэддона Четвина, графа Слэслоу.

Алекс поднял глаза. За исключением его самого, Брэддон был самым близким школьным другом Патрика.

— На охоту?

— Таково мое предположение. Разумеется, после этого, — добавил Дженнингз, — я не видел смысла следить за действиями вашей жены и лорда Фоукса. И следовательно, не могу пролить свет на сведения о беременности графини. — Он посмотрел на свои сложенные пальцы. — Но не вызывает сомнения: если ребенок родится в ближайшее время, то исчезнут основания для беспокойства.

Дженнингз набрал в грудь воздуха. То, что ему предстояло сказать теперь, не было приятным:

— Строго говоря, со слухами, распространяемыми о вашей жене, ничего нельзя сделать. Ее репутация в будущем зависит от двух вещей: времени рождения ребенка и вашего отношения к этой истории. — Дженнингз, взглянув на Алекса, встретил его твердый взгляд. — Я уверен, что мне не нужно говорить вам, милорд, как быстро ваше поведение подтвердит или опровергнет эти слухи.