Читать книгу "Бастион. Война уже началась - Сергей Зверев"

Гибадуллин улыбнулся. Не ответил.

– Насколько я понял, вы хотели мне что-то предложить? – осторожно спросил Туманов.

– Разумеется. Участие в операции.

– Штурм?

– Совсем тихий. Не славу добывать идем. И вы – в качестве очевидца.

– А потом?

– А вот потом и поговорим.

– Если уцелею, – усмехнулся Туманов.

– Уцелеете. Это даже не проверка профпригодности. Вы пригодны. Потому и в качестве очевидца. Полчаса на сон – вам хватит?

Окружали базу быстро, по всей науке. Туманов с парой дюжин бойцов резерва подошли, когда все уже было готово к началу торжеств. Внешнюю колючку и стоящие по периметру вышки оцепили полностью, замкнув круг – техническую территорию и батальон – жилой сектор с бараками казарм, плацем и бытовыми помещениями.

Было шесть утра. Лес просыпался, отрясая с ветвей тяжелый сон. На гостей взирал заспанно, недоуменно, явно не готовый к столь раннему официальному визиту. Гибадуллин немногословно определил Туманова на южный сектор, указав ему на бойцов, а бойцам – на него, дабы не подстрелили по незнанию.

– Роль наблюдателя, никакого героизма, – приказал лаконично, вполголоса прочел инструкции и с частью коллег убыл наводить инспекцию.

Бойцы лежали рассредоточась, кто как, образуя неровную, волнообразную цепь. Бугорки мышиного цвета, вкрапленные в сосновый бор. Парень лет тридцати, с лицом обычным и невыразительным, жестом указал место: под боком у обосновавшегося под стволом муравейника.

– Как обращаться? – шепнул Туманов, обустраиваясь в росистой траве.

Парень, глядя прямо, чуть помедлил.

– Как хочешь. А лучше – никак. Не лезь никуда.

Туманов кивнул:

– Понял.

Оружия ему не полагалось. Да и не хотелось. Настрелялся. Пусть воюют те, кто имеет к войне расположение. А кто не имеет – тому второй дембель. На веки вечные… От земли холодило. Он закрыл глаза, стал воскрешать ретроспективу. С момента интересного (иначе и не назовешь) предложения минул час с хвостиком. Двигались быстро – от моста на Зональный разделились на две группы и шли по лесу, вдоль дороги. Возможно, перестраховались – как-никак шли арьергардом, первопроходцы должны были позаботиться о чистоте и безопасности, но чем черт не шутит. Исключение сюрприза – залог успеха. А бродячие «вольные стрелки» – явление, в общем-то, реальное… Час назад… Два бойца в мышином ведут в сарай бледного парня. Подталкивают десантными коротышами, он спотыкается, затравленно косит. В глазах тоска дремучая. «Зачем вам эта бестолочь?» – резонный вопрос. «Кукушонок, – невозмутимо отвечает Гибадуллин. – Оставили в живых, будет по указке выходить на связь: мол, ку-ку, на мосту все о’кей»… Пятьдесят минут назад… Спортивная ходьба по пересеченной местности. В голове круговерть, и подозрение, что жизнь твоя уже никогда не станет прежней, прискорбно превращается в уверенность. Двадцать минут. «Кутьков, патруль!» Три дырявых трупа в зеленом камуфляже и живописных позах валяются на полянке. До рукопашной не дошло. Рядом шесть– семь живых. Кучкуются, жмутся друг к дружке. Угрюмо взирают на демонов в мышином. А те, невозмутимые, – на них. В глазах безучастие, но заметно – руки чешутся. «Повоевали, – усмехается Гибадуллин. – Оттянулись. Невоевавший мужик – что нерожалая баба». – «Хороша война, – бухтит сопровождающий. – Нам бы такую. Поел, поспал…» Пятнадцать минут… человек двадцать пять – ударный костяк – готовы брать западный КПП – главные пропускные ворота части. Не батальона, а именно части, потому как это разные вещи. Ограда части – это обширная лента в лесу, обозначенная колючкой и смотровыми вышками. По периметру – километра два. А батальон – это непосредственно жилые корпуса в соседстве с технической территорией. Там властвуют «серые». А на ограде – контрактники. Ходят с внешней стороны и сидят на вышках. Служба – не бей лежачего. Проста. Но ответственна. Живут перед КПП, в трех приземистых строениях. Раньше там был хозблок, склады, теперь общага. Десять минут… Общий приказ: в шесть пятнадцать открываем шторку, с двух направлений – с запада и с юга. Ведут Туманова на южный сектор. В траве сидят «кузнечики» – два снайпера. На стволах аккуратных винтовочек – глушители. Вышка напротив уже пуста, часовой снят. На тропе перед колючкой лежит дозор: два мертвеца и подрагивающая хвостом овчарка. Пять минут… Муравейник под носом. Мелюзга копошится, живет своими мурашиными заботами. Все как у людей – солдаты охраняют, работяги пашут. И не спится им в эту рань… За деревьями колючая проволока (очень колючая), поодаль – заросший бурьяном стенд для заряжания и разряжания. Еще дальше, едва различимый за деревьями, – внутренний КПП батальона. Там дневалят ребята в сером. Эти спать не будут, у них установка. За воротами – бетонный забор в два конца. Новое решение, раньше его не было. Забор – это стена бетонного коридора, по которому «пациентов» ежедневно доставляют из жилого блока на техтерриторию. А по завершении рабочего дня – обратно. Кого своим ходом, кого волоком. А кого и в десятый блок – на переработку…

Сигнал прошел внезапно. У старшого пискнула рация. Шесть пятнадцать. Туманов присягнул бы: старшой не давал устной команды. Но взметнулись все – и кто рядом лежал, и кто был далече. Волна прошлась по лесу. Проход в колючке соорудили за считаные секунды. Момент – и два десятка людей просочились на вражью сторону. Работали молча. Выразительный жест старшого: пятеро отвалили вправо, к сетке «технички» – двое легли в траву, трое побежали дальше. А основная группа броском проскочила бетонку и ворвалась на КПП. Пали стены. Туманов шел последним. Слева, с западного пропускного пункта по дороге бежала еще одна группа, многочисленная. Кто-то вставал под бетонный забор (за ним – бараки), кто-то мчал дальше, догоняя первую группу. «Оперативно!» – отметил Туманов. За пару минут вырезать «проходную», блокировать хозблок с сонным караулом и псарней, да еще и присоединиться к сотоварищам. И при сем не запыхаться. Он посторонился. Семь футов вам, ребята.

– Свой, – бросил Гибадуллин.

Так, точно. Свой среди чужих. Он вошел последним – нахмуренный, этакая деловая колбаса с инспекцией. На КПП остались три трупа в сереньком. Двое восседали за столом, вытянув морды, третий висел в открытом окне в нелепой позе – пытался выпрыгнуть и дать деру, да не успел. Здешняя охрана не в пример прочим серым имела автоматы, причем весьма примечательные: не надоевшие «акээмы», а небольшие, коротконосые, вроде чехословацких «ZK», только поменьше. Валялись на полу, никому не нужные. Туманов взял один. Привычка.

КПП выходил в глухой бетонный коридор. Направо – техническая территория, прямо – часть. Штурмующие разделились на два потока. Основная масса подалась прямо, колонной, шурша «комбезами», бряцая сталью; остальные отвернули, побежали по коридору. И в который раз Туманов подивился предусмотрительности организаторов акции: техтерритория – это свято. Ее надобно брать в два кольца и держать. По идее ночью там никого нет, все спят в жилых блоках, но это только по идее. Разве нет охраны на «вертушке»? Исключена возможность внеурочных мероприятий? Разве сооружения остаются на ночь без присмотра? И кто такая, в конце концов, та черная охрана в девятом – самом страшноватеньком – блоке, о которой вскользь и с дрожью упоминала Динка? Почему у них были землистые лица и совершенно никакие глаза? Не потому ли, что безвылазно сидят под землей?