Читать книгу "К далеким берегам (без иллюстраций) - Михаил Васильевич Муратов"

провизию от японцев, которые заставили российское посольство полгода провести бесплодно, живя, как в заключении. Он отказался и от подарков, пожалованных японским императором. Но губернатор ответил, что такой отказ оскорбителен для японского императора и придется послать в Иедо запрос, как следует поступить в таком случае, и российский корабль вынужден будет остаться до получения ответа. Это значило, что придется прождать еще не менее двух месяцев.

Посланник предпочел взять провиант бесплатно и принять императорский подарок, несмотря на обидный отказ японцев вести переговоры. В середине апреля капитан Крузенштерн, передав японским властям четырех привезенных японцев и получив назад все оружие, свезенное с корабля, вышел в обратное плавание.

— Переговоры с японцами не удались, но наше плавание, однако, окажется все же удачным, ежели послужит на пользу географической науке, — сказал Крузенштерн.

Он решил поэтому плыть к Камчатке не торопясь, чтобы не только нанести на карту часть побережья Японии, но и обследовать берег Сахалина, о котором знали еще очень мало.

Крузенштерн внимательно читал описание плавания Лаперуза, положившего начало исследованию этих мест, и видел, как недостаточны сообщения французского мореплавателя, несмотря на всю их важность.

В то время, когда Лаперуз плыл мимо северо-западной Японии, стояла очень пасмурная погода.

«Мы часто вынуждены были идти в густом тумане, как будто наощупь. Мне кажется, что по туманности это море не может сравниться ни с каким другим», писал Лаперуз.

Когда туман рассеивался, Лаперуз видел серые скалы, зеленый берег, а за ним горные цепи со снежными вершинами.

Он спешил нанести на карту линию берега, как она была видна с корабля, но земля обычно скоро опять скрывалась в тумане.

«Я желал к открытиям Лаперуза присоединить и наши изыскания», писал впоследствии Крузенштерн.

«Надежда» отошла от Нагасаки в дождливый день, когда нависшие над морем облака закрывали горизонт. Потом погода еще ухудшилась, несколько раз начинался шторм, и приходилось держаться вдали от берегов.

Но когда «Надежда» поравнялась с северо-западной частью Ниппона, погода значительно улучшилась. С палубы хорошо был виден высокий извилистый берег. Убавив паруса, чтобы корабль шел медленнее, Крузенштерн старался возможно более точно определять географическую широту и долготу заливов, гор и полуостровов. Убеждаясь, что они еще не обозначены на картах, Крузенштерн давал им русские названия.

Когда в начале мая подошли к острову Иезо, оказалось, что весна здесь едва началась и листья на деревьях еще не вполне распустились. Крузенштерн дошел до северного берега острова и ввел корабль в залив, который назвал именем графа Румянцева. Коренные жители острова, айны, подплыли к кораблю на лодке, согласились взойти на палубу и охотно стали менять свежую рыбу на разные мелочи.

Крузенштерн и его спутники побывали на берегу, куда знаками приглашали их айны. Русские моряки встретили здесь нескольких японских купцов, торговавших с айнами, и японского офицера, который пришел в замешательство, увидев русских людей. Оказалось, что он жил на острове Иезо еще в то время, когда туда прибыл поручик Лаксман. Японец даже выучился у него немного говорить по-русски.

Японский офицер усомнился сперва в том, что капитан Крузенштерн и его спутники действительно русские.

— Русские офицеры носят косы, — говорил японец.

Крузенштерн сперва удивился, а потом понял, в чем дело: в царствование Екатерины II, когда поручик Лаксман плавал к Японии, русские офицеры носили парики, действительно заплетавшиеся сзади в косы.

Японский офицер сказал, что должен будет немедленно донести о прибытии русских в город Матсмай, и оттуда пришлют большой отряд солдат.

— Бум, бум, — говорил офицер, показывая жестами, что солдаты, которые прибудут из Матсмая, откроют стрельбу.

Он уговаривал капитана поскорее плыть дальше. Крузенштерн успокоил его, сказав, что не собирается здесь задерживаться.

На карте, которой пользовался Крузенштерн, был обозначен против острова Иезо, за проливом Лаперуза, Сахалин. Но на японской карте, взятой в свое время у Кодая, отвезенного в Японию Лаксманом, был нанесен вблизи Иезо остров Карафуто. Крузенштерн пересек пролив Лаперуза и убедился, что в этих местах нет другого большого острова, кроме Сахалина. Слово «Карафуто» оказалось японским названием Сахалина.

«Надежда» обошла мыс Анива, на южном берегу Сахалина, и бросила якорь в большом заливе.

Восемнадцать лет назад здесь останавливался Лаперуз. Французские моряки побывали на берегу и встретили здесь айнов. На них были одежды из звериных и собачьих шкур, а в руках — луки и копья. Айны робко и неохотно допустили французских моряков в свои крытые корою жилища. Лаперуз и его спутники видели у них только запас рыбы и немного разных шкур.

«Они так бедны, что не имеют основания опасаться ни честолюбия завоевателей, ни жадности торговцев», записал Лаперуз.

Капитан Крузенштерн убедился, что Лаперуз ошибся. Русские моряки увидели за мысом Анива японское судно, а на берегу встретили не только японских купцов, но и двух офицеров, которые должны были охранять с небольшим отрядом солдат японский торговый поселок на Сахалине.

Айны были бедны, но море около их берегов было невероятно богато рыбой. Летом в устья сахалинских рек заходило столько рыбы, что не нужно было забрасывать сетей: ее просто черпали ведрами. А в густых лесах Сахалина водилось много зверей. Японцы стали очень дешево выменивать у айнов сушеную рыбу и шкуры на лакированную посуду, ткани и рис.

Русские моряки увидели на берегу несколько японских домов и восемь новых амбаров, наполненных сушеной рыбой и солью до самого потолка. А в другом маленьком поселке они видели больше трехсот айнов, потрошивших и соливших рыбу под надзором японских надсмотрщиков. Японцы обращались с ними, как господа, и смотрели на них, как на людей низшей расы.

Два японских офицера в синих шелковых кимоно, с саблями за широкими кушаками, встретили русских моряков около поселка. Вдали от родины эти японцы не проявляли той боязливой осторожности, с которой относились к чужеземцам в своей стране.

Офицеры пригласили русских моряков к себе. Их дом оказался устроенным таким же образом, как в Японии: так же одна из стен представляла собою раму, оклеенную прозрачной бумагой, хорошо пропускавшей свет; так же пол был устлан светлыми и чистыми циновками.

Гостей пригласили сесть на циновки. Но, поняв, что русские не умеют сидеть на полу, поджав ноги, японцы принесли и поставили два бочонка,