Читать книгу "Королевская кровь 12. Часть 2 - Ирина Владимировна Котова"

я в курсе, — подтвердил Александр. — Но…

— Не волнуйтесь, я понимаю приоритетность задачи, и мы с братьями по воздуху, — он кивнул в сторону драконов, — пойдем за Нории только когда основная миссия будет закончена.

И, наконец, появилась Виктория с распиханными по карманам накопителями размером с кулак, в драгоценном поясе, от которого лилась сила.

— Привет, милая, — Мартин с облегчением свернул Зеркало. Обнял супругу, поцеловал ее в нос, она его с нежностью — в губы. — Прикарманиваешь полезные в хозяйстве вещи?

— Это только с возвратом, — улыбнулась она. Вытащила несколько камней, сунула Мартину. — Бери, мне одной этого много. Сейчас Сане еще дам. — Она огляделась, присвистнула точно как муж несколько минут назад, увидев терновник, за которым еле-еле просматривался портал на соседнем холме. Оторвалась от Мартина, обняла Александра, вручив ему камни, обменялась улыбками с Таис. — Ну что. Пора?

Глава 15

Тиодхар Тмир-ван знал, что почти все генералы, вышедшие на Туру с армиями, сталкивались с колдовством и чуждой силой. И потому был готов, что и его армия не пройдет легко.

Однако разве можно было приготовиться к тому, что раз за разом докладывали связные, прерывая допрос пленника?

— Мой генерал, — говорил один, — оборона города организована хаотично, но растение с шипами из слюды стало настоящим бедствием — оно словно разумно, и бьет, цепляет, уничтожает наших охонгов, переграждает им путь. Высоты захватить не удалось — все дворцы оплетены этим растением, и оно даже в воздух стреляет лозой, сбивая стрекоз. К врагу все время прибывает подкрепление. В воздухе наших раньяров сдерживают крылатые звери и их становится все больше. И каждый из них обладает колдовским даром — в воздухе могут накидывать на себя невидимый щит, который пробить пусть сложно, но возможно, если насесть десятками раньяров. А на земле они извлекают из воздуха клинки, или плети, или колдовские сферы. Или становятся гигантами в три человеческих роста, и в таком виде могут с голыми руками выйти на охонга. Убитых среди них очень мало, своих они берегут, тут же, на месте ранения, лечат.

— Мой тиодхар, — со страхом докладывал второй, — сейчас большая часть наших отрядов скопилась вокруг холма, на котором открылись врата, наши войска не могут продвигаться. Улицы города узкие, расходиться по ним получается медленно из-за сопротивления и слюдяного растения, которое бьет по всадникам и инсектоидам, стоит только выйти. Единственное, у кого получается двигаться быстро — это отряды на раньярах и невидши. Они режут и растение, и противника. Но они продвигаются вперед — а за их спинами снова вырастают заросли.

Тмир-ван хмурился, понимая, что если бы у защитников города были огненные орудия, которые встречали другие армии, то они бы уже накрыли его отряды со всех сторон и он бы проиграл, не двинувшись с места. Он изучил все доклады связных о боях других армий, изучил оружие противника и возможности их колдунов, но подобного не встречалось нигде. Могут ли его силы вообще противостоять такому колдовскому оружию, как это слюдяное растение?

— Мой генерал, — говорил третий, прилетевший следом, — в городе появилась женщина с белыми короткими волосами, худая и маленькая. Она испепеляет наших воинов потоками огня, перегораживает улицы огненными реками, и ей служат пламенные птицы, которые жгут наших инсектоидов.

Тмир-ван поднял руку, осознавая то, что услышал, и взглянул на пленника.

— Как выглядит твоя жена? — спросил он. И добавил ментального давления.

Пленник измученно посмотрел на него глазами, так похожими на глаза сына, и Тмир-ван снова ощутил, как укололо сердце. Краем уха услышал, как задержал дыхание черкающий пером по бумаге Арвехши и выдохнули стражники.

— Моя жена прекрасна, — медленно и певуче проговорил колдун. — Она белая, как облако, ростом мне по грудь, хрупка и тонка, как лоза, но силы в ней больше, чем во всей твоей армии.

— Что же, надеюсь, она так же дорожит тобой, как ты ей, и обменяет город на тебя, — усмехнулся Тмир-ван. Пленник, слабый и покоренный, не отреагировал.

Генерал понимал, что вести с полей боя тревожные и нужно идти в новый мир самому, смотреть на картину боя, принимать неожиданные решения. Да, туда пошли воевать опытные военачальники, его тха-норы, которым он доверял как себе, — но все же опыта у него больше, и куда деваться, если весь город — это одна большая ловушка?

Но даже здесь, в ставке, он уже видел два варианта решения. Первый — создать из армии кулак и пробиваться узконаправленно за пределы города, туда, где нет слюдяного разумного растения. Пробивать для войск широкий коридор от врат, вставать лагерем на другом берегу реки и начинать разведку других городов — так же ли они прикрыты защитником или нет? И второй — использовать ценного заложника. Знал бы жрец Имити-ша, насколько ценного!

Тмир-ван, решившись, вызвал одного из тейрхов-помощников, что ждали у шатра.

— Собери и возглавь воздушный отряд для поисков белой колдуньи, — приказал он. В глазах тейрха мелькнул страх, но он склонил голову. — Огненные реки видны издалека, ты быстро найдешь ее. Передашь ей письмо от меня. И прикажи патрулям у врат пропустить ее с той стороны и ни в коем случае не навредить с этой, если только она действительно придет одна. Здесь сопроводить ее без увечий ко мне. Кто навредит — отдам на пищу охонгам! — Тиодхар повернулся к связному. — Арвехши, пиши. — И он на языке нового мира, рудложском языке проговорил:

— Колдунья! Я, Тмир-ван, тиодхар войск Лортаха, говорить тебе: твой муж, крылатый колдун, у меня в плен. Если хотеть увидеть его живой, прекратить сопротивление, приходить через врата. Приходить одна, без свита, чтобы поклониться нашим боги, поклясться служить им, сдать город. Тебя пропустить во врата без препятствий. Дать тебе четыре доля папоротника времени, если ты не прийти через четыре доля, тебе принести голова твой муж.

Пленник поднял голову. Его зеленые глаза казались тусклыми, и Тмир-вану очень захотелось, чтобы жена его пришла сюда. Чтобы не пришлось его убивать.

Генерал нахмурился, пытаясь понять, что его царапает, что ускользает от него — но мысль, что расположение к пленным и врагам он никогда не испытывал и всю сопутствующую кровавость воспринимал спокойно, как часть работы, растворилась, сменившись тем самым неприятным сочувствием.

— Колдун, теперь ты писать, — он обратил свой взор на пленного.