Читать книгу "Верь людям - Людмила Константиновна Татьяничева"

Каждый рисует его по-своему. Для Олега Ивановича оно началось уже сегодня. На заводе закладываются первые камни для этого: в электросталеплавильном цехе создается вакуумное отделение. Оттуда пойдет шагать вперед новая культура производства. На завод недавно приезжали сотрудники института имени Патона. Шел разговор о строительстве установки электрошлакового переплава. Она будет давать чистейшую, как слеза, и самую надежную сталь. Ради завтрашнего дня стоит работать, вспоминая об отдыхе только тогда, когда жена начинает ревновать к заводу…

СВЕТ И ТЕНИ

Все то, что резало глаз в первые дни, на какое-то время заслонило от Тищенко главное. Он будто бы позабыл о тех, кто и до него варил сталь редких марок, кто так же, как и он, обрек себя на «сладкую каторгу» поисков и дерзких находок. С ним случилось примерно то, что бывает с человеком, когда он выходит из темного помещения на яркий свет и на миг утрачивает зрение: окружающее сливается в оплошное пятно. Потом к нему само собой возвращается видение мира таким, каким он есть.

Разговор с начальником технического отдела Владимиром Дмитриевичем Ощепковым для главного инженера оказался неожиданным. Попыхивая дымком, Владимир Дмитриевич бережно стряхивал пепел в мраморную, в нервных прожилинах пепельницу и, так же бережно отсеивая слова, говорил:

— Идем голова в голову с другими заводами. А могли бы пошире шагать. Вспомните, Олег Иванович, ведь первую-то советскую сталь для шарикоподшипников дали мы вот в этих цехах, — Ощепков сдержанным жестом показал за окно и, точно припоминая что-то очень дорогое и давнее, совсем тихо, вместе с затяжкой дыма выдохнул: — еще в тридцатом году…

На полных губах главного инженера заиграла улыбка:

— Извините, как-то не запомнилось. Наверное, потому, что тогда мне было всего четыре года от роду.

Улыбнулся и Ощепков: понравилась откровенность главного. Почувствовал себя словно раскованным, неожиданно увлекаясь, заговорил о прошлом:

— А для меня, извините, это была целая эпопея. Я ведь тогда был начальником первой электропечи в Златоусте.

Ощепков откинулся на спинку стула, посветлел лицом, молодо заблестели выцветшие строгие глаза.

…На заводе в то время всем бил в глаза ярко раскрашенный хвастливый плакат-реклама: «Весь мир вертится на подшипниках СКФ!» СКФ — знаменитая в свое время шведская сталелитейная фирма, монополист по производству шарикоподшипников. В ее сейфы перелилось немало советского золота — в стране нарождалась автотракторная, авиационная, станко- и приборостроительная промышленность.

Тогда-то и появилась на заводе первая импортная электропечь, на которой предстояло разгадать секреты производства спецсталей. За год — неимоверно короткий дрок! — советские специалисты выплавили около двадцати различных марок стали. Каждая была, как любимая дочь… Отечественные машины стали «вертеться» на собственных подшипниках. А шведская фирма, хваленая и хвастливая, попала впросак.

Московский завод «Шарикоподшипник» направил ей на испытание подшипники: образцы №№ 1 и 2 — из шведской стали, №№ 3 и 4 — из златоустовской. Но в документах, как и полагается «по этикету», этого не указали. Шведы не стали испытывать первые подшипники: они-де недоброкачественны. Подшипник № 3 показал 120 процентов долговечности, а четвертый, изготовленный из златоустовской стали более поздних плавок, — 397 процентов!

— Долго тогда потешались наши рабочие над фирмой, — говорил Владимир Дмитриевич и, словно заглушая воспоминания, придавил окурок в «нервной» пепельнице, — а плакаты мы на память сохранили. — Дело это, конечно, давнее, а вспомнил о нем так, к слову, — Владимир Дмитриевич осторожно улыбнулся, спрятав хитринку в уголках глаз. — Нынче, сами знаете, завод дает больше пятисот марок стали и какой стали! Вам, Олег Иванович, наверно, наши цехи после Челябинского слона моськами показались, а мы-то видим, как они помолодели за тридцать лет. Как подумаю, что скоро на пенсию, что все это останется для меня за проходной, так вот здесь перехватывает, — Ощепков указательным пальцем ткнул себя в ребра, размягченно и как-то очень по-доброму улыбнулся.

«Да что они в самом деле: только и разговору что о пенсии. Боятся, что ли?»

Ощепков, между тем, осторожно предложил:

— Не все у нас ладно, Олег Иванович, в проектном. Потолковали бы с народом, послушали бы их обиды и насчет прошлого и насчет будущего…

Главный инженер вскинул голову с растрепанной черной шевелюрой, не тронутой ни единой серебряной нитью. «Вольная» прическа была единственным «допуском» в облике всегда подтянутого, аккуратного до мелочей главного инженера.

«А ты, брат, не такой уж железобетонный, как иногда кажешься», — не зло усмехнулся про себя Ощепков, меряясь дружелюбным взглядом с молодым начальником.

Тищенко смотрел на него так, будто мгновенно решал в уме какую-то задачу. «Обиды насчет будущего — это камень в мой огород или что-то другое? Упрек или совет?» Встал, протянул, прощаясь, руку. О каких бедах говорил ему Ощепков, не спросил. Любил находить их сам, будто открывая их первым. Потом свежесть собственных впечатлений выверял точными расчетами, тем, что сделано и делается.

Он считал, что любой уважающий себя руководитель на все должен иметь собственное, но многократно выверенное суждение. Нет, он не пренебрегал мнением других. Но прислушиваться к мнению других — не значит ли это, что надо прежде всего обладать собственным?

Зрелость к руководителю приходит не сразу. Какое-то время Олегу Ивановичу казалось: он всему голова, не замечая порой, что от таких мыслей эта самая голова начинает кружиться. Просчеты в такие моменты, когда главный инженер возлагал надежды только на силу собственных приказов, были почти естественны. Может быть, зрелость начинается с той минуты, когда новый человек перестает чувствовать себя «варягом», призванным на царство, и начинает видеть себя равным среди единомышленников, идущих плечо к плечу с ним. Это сознание единства руководителя и коллектива обычно удваивает силы обоих.

Нечто подобное, как видно, произошло однажды и с Тищенко…

…Помещение проектного отдела было мало даже для его немногочисленного штата.

«Сейчас начальник отдела, наверное, скажет об этой беде», — подумал Олег Иванович, перешагнув порог и крепко пожимая суховатую ладонь пожилого, сдержанного мужчины.

Тот ни на что не жаловался, ждал, что скажет главный. Шорох бумаги в соседней комнате, где работали проектировщики, стал тише. В открытую дверь кабинета было видно, как за столами сближались головы — должно быть, шепчутся.

«Видно, здесь не привыкли к приходу начальства», — усмехнулся Олег Иванович.

«Затишье» длилось недолго. Снова зашуршали толстые листы бумаги, словно чем-то оживленный шепот. Пожилой проектировщик с мешками под глазами, словно наклеенными на бледном от комнатного плена лице, с одышкой кричал в телефонную трубку:

— Владимир Васильевич, я сейчас забегу к вам с проектом. Очень прошу, не уходите, мне еще с пожарниками «утрясать» надо. Второй день не могу вас поймать.

Тищенко недоуменно взглянул на начальника отдела. Тот устало пояснил:

— Так вот и приходится бегать за