Читать книгу "Переплетения - Зигмунт Милошевский"

Когда все расселись, Шацкий спросил, не хочет ли кто-нибудь в туалет.

Не хотели.

Прокурор набрал в легкие побольше воздуха и начал говорить.

– Я собрал вас, чтобы провести следственный эксперимент, который поможет мне и присутствующему здесь комиссару Кузнецову понять, что произошло в этом зале две недели назад. Конечно, я помню все ваши показания, знаком и с теорией расстановок, за объяснение которой сердечно благодарю вас, пан Рудский, но, несмотря на это, проведение эксперимента, по моему мнению, необходимо. Прошу прощения за то, что вам пришлось еще раз появиться в этом месте, которое, без сомнения, вызывает отрицательные эмоции. Я понимаю, что пребывание здесь может быть для вас тягостным, и постараюсь сделать его возможно более коротким.

Шацкий произносил подготовленную заранее речь, отдавая себе отчет в том, какая она получилась деревянная, но ему насрать было на стиль. Важно обмануть их бдительность и заставить поверить, что речь идет о простом повторении терапии, проводившейся две недели назад. Он старался не смотреть на Олега, который стоял в углу и увлеченно грыз свои ногти.

Рудский встал.

– Мне нужно расставить пациентов так же, как тогда? – спросил он.

– В этом нет необходимости, – спокойно ответил Шацкий. – Это сделаю я, благодаря чему смогу лучше понять функционирование механизма.

– Я не убежден… – высокомерно начал Рудский.

– А я убежден, – жестко прервал его прокурор. – Это следственный эксперимент, проводимый прокуратурой в связи с расследованием важнейшего преступления, а не лекция для студентов первого курса. И это не покорная просьба, а информация о том, что я собираюсь делать, поэтому прошу не мешать мне работать.

Шацкий перестарался с грубостью, но ему требовалось осадить доктора в самом начале, иначе тот начал бы ставить под сомнение каждый его шаг. А этого он не мог себе позволить.

Терапевт пожал плечами и сделал недовольную мину, но промолчал. Шацкий подошел к нему, взял за руку и поставил посередине помещения. Криво улыбающийся Рудский, вероятно, не подозревал, что место, на котором он стоит – как и места остальных, – не случайность, а результат долгого разговора, состоявшегося накануне между Шацким и доктором Иеремиашем Врубелем.

Он взял за руку Барбару Ярчик и поставил ее справа от Рудского. Теперь они стояли плечом к плечу и смотрели в сторону двери. Кислая улыбка исчезла с лица терапевта, он беспокойно взглянул на прокурора. Шацкий позволил себе подмигнуть ему.

Затем он поставил Ханну Квятковскую напротив Рудского и Ярчик – так, чтобы Ханна смотрела на них. Каима он поместил сбоку, чуть в стороне, и велел ему смотреть в точку, находящуюся примерно посредине между Квятковской и парой Ярчик – Рудский. Вблизи этой точки он поставил «новенькую» – Ядвигу Теляк, посмотревшую на прокурора с удивлением, когда тот брал ее за руку. Вероятно, она не предполагала, что будет принимать в этом участие. Однако послушно встала у точки «Х», обращенная к ней, на таком расстоянии, что Квятковская, Ярчик и Рудский могли ее видеть.

Рудский был бледен как стена. Вероятно, он догадывался, к чему клонит Шацкий. Но все же надеялся, что это случайность и прокурор действует вслепую, пытаясь найти для следствия хоть что-нибудь.

– Пан доктор, – обратился к нему Шацкий. – Пожалуйста, объясните всем, каков главный вопрос во время расстановки. Или, по крайней мере, один из важнейших. Тот вопрос, который вы задали бы, если бы кто-нибудь показал вам комбинацию, подобную этой.

В пустом зале каждый ответ звучал неестественно громко, вдобавок сопровождаясь низким эхом. Тем более разительной была тишина, установившаяся после слов Шацкого.

– Мне трудно сказать, – отозвался, наконец, Рудский, пожав плечами. – Комбинация мне кажется случайной, я не вижу в ней порядка. Вы должны понять, что…

– В таком случае я сам скажу, раз вы не хотите, – снова прервал его Шацкий. – Вопрос этот звучит так: кого тут нет? Кого не хватает? Действительно, похоже, вы все всматриваетесь в кого-то, кого здесь нет. Вместо этой особы – пустота. Но мы поможем делу, поставив на это место комиссара Кузнецова.

Шацкий подошел к полицейскому и взял его за руку, на что тот ответил деликатным воздушным поцелуем в его направлении. Шацкий мысленно поклялся прикончить «мусора» позднее и отвел его в пункт «Х», как раз между Квятковской и парой Ярчик – Рудский, очень близко к Ядвиге Теляк. Поставил его так, чтобы они с Ядвигой смотрели друг на друга. Женщина проглотила слюну и сделала такое движение, будто хотела попятиться.

– Прошу стоять на месте, – проворчал Шацкий.

– Прошу немедленно ее открыть, – крикнула Ярчик, пытаясь наклониться так, чтобы была видна Квятковская. – Прошу мне немедленно ее открыть, понимаете? – ее голос дрожал, она была на грани плача.

– Вы играете в опасную игру, пан прокурор, – прошипел Рудский, одновременно обнимая Ярчик. Женщина прижалась к нему. – Вы не знаете, с какими силами имеете дело. Я рад, что «эксперимент» записывается, и надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду, говоря эти слова. И прошу поторопиться.

– Действительно, ты мог бы поспешить, – пробормотал Кузнецов, глотая слюну. – Я не верю в сказки, но если сейчас не сдвинусь с места, потеряю сознание. Я и вправду чувствую себя ужасно, будто жизнь из меня вытекает.

Шацкий кивнул. Победа близка. Кузнецов тяжело дышал, у Ядвиги Теляк, стоявшей напротив полицейского, слезы текли из глаз. Он выполнила указание Шацкого и осталась на месте, но неестественно отклонила туловище, стараясь быть как можно дальше от Кузнецова. Однако взгляд не отвела. Ярчик пыталась справиться со спазмами в объятиях Рудского, который со страхом вглядывался в прокурора. Теперь он не сомневался в намерениях Шацкого. Квятковская ни на минуту не переставала всматриваться в широкую спину Кузнецова, слегка улыбаясь. Каим стоял спокойно, скрестив руки на груди.

– Но ведь мы теперь изображаем семью пана Телята, а пан комиссар – Хенрик Теляк? – спросил Каим. – Честно сказать, я до конца не понимаю, кто есть кто.

Шацкий снял пиджак и повесил его на стул. К дьяволу элегантность, он был мокрый, как мышь. Глубоко вздохнул. Это ключевой момент. Если после того, как он объяснит, кто кого изображает, они сохранят спокойствие, если все предвидели и знают, как себя вести, – конец, ему останется лишь вежливо попрощаться с ними и написать решение о прекращении дела. Если же он застанет их врасплох и они расколются, один выйдет из недружелюбного зала в наручниках.

– Комиссар Кузнецов действительно является ключевой фигурой этой расстановки, – сказал прокурор. – Хотя это не Хенрик Теляк. В определенном смысле все наоборот – это мужчина, погибший из-за Хенрика Теляка.

Ядвига Теляк вскрикнула, но Шацкий ее проигнорировал и продолжил.

– Вы, – показал он на Каима, – лучший друг этого мужчины, его доверенное лицо, исповедник и опора. Вы, – обратился он к Ярчик и Рудскому, – его родители. Пани, – он быстро повернулся в сторону Квятковской, – его сестра, которая в драматических обстоятельствах открыла смерть своего брата. A вы, пани, – он с грустью посмотрел на Телякову, – самая большая, настоящая и искренняя любовь этого мужчины, имя которого… – он сделал жест рукой, призывая ее закончить фразу.