Читать книгу "Когда смерть становится жизнью. Будни врача-трансплантолога - Джошуа Мезрич"

Все мы можем справиться с простыми случаями, но только эксперт способен сделать так, чтобы сложный случай выглядел простым.

Мы тем временем проверяем, нет ли кровотечения, закрываем порты и заканчиваем. Все просто! Иногда. В этом и есть особенность хирургии: в некоторых случаях все легко, а в некоторых нет. Одни люди худые внутри, а у других все заполнено жиром, из-за чего процесс усложняется. Перед лапароскопией я внимательно изучаю снимки пациента, чтобы составить в голове 3D-изображение его анатомии. Когда я отделяю структуры, наблюдая за происходящим на мониторе в 2D, я представляю себе, где что находится. Если какие-то структуры выглядят нестандартно или отличаются от моей воображаемой картины и мне становится сложно предугадать, что я увижу дальше, я замедляюсь и начинаю продвигаться миллиметр за миллиметром, пока снова не начну все понимать.

Большинство таких операций проходит легко, но всегда существует вероятность повреждения. Мы, хирурги, всю жизнь учимся решать проблемы на собственном опыте. Все мы можем справиться с простыми случаями, но только эксперт способен сделать так, чтобы сложный случай выглядел простым, избежать проблем, с которыми сталкиваются другие, и, что самое важное, выйти из затруднительных ситуаций, которые неизбежно возникают. Еще одна отличительная черта хорошего хирурга – умение вовремя позвать на помощь. Гордости нет места в операционной.

Теперь вы знаете этапы операции на доноре – процедуры, которую я проводил сотни раз. Кроме того, я оценил около тысячи людей, заинтересованных в донорстве почки. В какой-то степени эти операции и оценки превратились для меня в рутину, ведь они каждую неделю присутствуют в моем расписании. Тем не менее каждый раз, когда я встречаю потенциального донора или начинаю операцию, меня восхищает альтруизм и храбрость этих героев. Меня восхищает не только их готовность пожертвовать часть своего тела, но и желание стать уязвимыми, чтобы их реципиенты не страдали в одиночестве. Для меня самое ужасное в любой болезни, что она отделяет вас от близких и изолирует от всего, что для вас важно. Когда пациент смертельно болен, ему приходится смириться с тем, что он не увидит, как его дети растут, строят карьеру, женятся. Разумеется, друзья и родственники будут скорбеть какое-то время и периодически вспоминать умершего, но жизнь пойдет вперед. При получении органов от живого донора любимый человек может взять вас за руку и сказать: «Давай сделаем это вместе». Риск, пусть и маленький, который берет на себя донор, является важной частью уравнивания. Донор как бы говорит: «Я тоже буду болен, и мы пройдем через это вдвоем. Я совершу такой же прыжок веры, что и ты, доверив свою жизнь незнакомцу. Вместе мы сильнее, чем в одиночку».

Каждый раз, когда я встречаю потенциального донора или начинаю операцию, меня восхищает не только их готовность пожертвовать часть своего тела, но и желание стать уязвимыми, чтобы их реципиенты не страдали в одиночестве.

Почки не единственный орган, который можно пересаживать от живых доноров. Часть печени можно пересадить таким же образом. Однако между этими двумя трансплантациями существуют большие различия, которые касаются тяжести состояния реципиента, системы распределения органов и статистики относительно трансплантатов от живых и умерших доноров. Когда у вас отказывают почки, вам назначают диализ и вносят в лист ожидания. Ваше место в листе в основном зависит от того, как долго вы в нем пробыли: чем дольше вы ждете, тем ближе подбираетесь к получению почки. Но этот лист ожидания для тех, кто собирается получить почку от умершего донора.

Почки не единственный орган, который можно пересаживать от живых доноров. Часть печени можно пересадить таким же образом.

Почки живых доноров другие, и они лучше по нескольким причинам. Во-первых, вам не нужно их ждать. Как только вы приводите донора, вам сразу делают пересадку, и, возможно, это произойдет даже до того, как вам потребуется диализ. Во-вторых, почки от живых доноров служат дольше. Средний срок службы почки от живого донора – 15 лет и более. В случае с почками от умерших доноров – это 8–10 лет.

Когда отказывает печень, диализом не помочь. Если печень работает очень плохо, вам постепенно становится все хуже и хуже, в результате вы умираете. Единственное спасение – это пересадка печени. В отличие от почек, трансплантаты печени распределяют на основании результатов ваших анализов и вашей близости к смерти. Когда ваш показатель MELD возрастает, вы поднимаетесь в листе ожидания. Остается надеяться лишь на то, что вам успеют пересадить печень до того, как ваше состояние станет критическим. В целом трансплантаты печени от живых доноров (половина печени донора, которую пересаживают реципиенту) мало отличаются по сроку службы от трансплантатов, полученных от умерших доноров, однако операция по пересадке половины печени гораздо сложнее, чем целого трансплантата.

Средний срок службы почки от живого донора – 15 лет и более. В случае с почками от умерших доноров – это 8–10 лет.

В случае с донорами дела обстоят несколько иначе. Для доноров печени риск смерти варьируется от 1:200 до 1:600. Риск осложнений составляет целых 30 %. Обычно донор находится в больнице около недели. Если вам удастся избежать ранних проблем, вы сможете жить полноценной жизнью. В США ежегодно проводят более 5000 пересадок почек от живых доноров и всего 250 пересадок печени от живых доноров.

Испытываю ли я то же чувство восхищения при пересадке печени от живого донора, как и в случае пересадки почки? Если донор понимает, на что идет, то да. Однако я немного колеблюсь. Пациенты часто оценивают риск совсем не так, как хирурги. По моему мнению, риск летального исхода от 1:200 до 1:600 – высок. Потенциальные доноры должны осознавать, что могут умереть во время операции по извлечению половины их печени. Во время нефрэктомии также можно умереть, но риск этого ниже.

Когда хирурги получают согласие донора на операцию, они должны учитывать такой фактор, как принуждение. Хотя большинство доноров действительно хотят пожертвовать орган, вид страданий члена семьи также может оказать огромное давление. Представьте врача, который говорит, что вы можете спасти близкого вам человека, если пойдете на небольшой риск, потерпите небольшую боль и смиритесь с незначительным нарушением привычного хода жизни. Представьте, какое давление могут оказывать другие члены семьи, заявляя, что вы можете спасти сестру/отца/сына. Именно поэтому на всех трансплантационных программах в США присутствует независимый координатор, который беседует с потенциальными донорами и оценивает их мотивацию. Оказывается, что давление семьи всегда играет большую роль в принятии решения.

Для доноров печени риск смерти варьируется от 1:200 до 1:600. Риск осложнений составляет целых 30 %.

Чарли Миллер, заведующий программой трансплантации печени в Кливлендской клинике, известен как удивительно талантливый хирург, способный сделать любой сложный случай простым. Тем не менее в начале 2000-х годов, когда Миллер был заведующим программой трансплантации печени в нью-йоркской больнице Маунт-Синай, один из доноров умер. Молодой мужчина жертвовал часть своей печени брату. Сама операция прошла успешно, но донор скончался через несколько дней. В газетах написали о многочисленных ошибках и «чудовищно неадекватном» уходе за пациентом. Пока больница Маунт-Синай светилась в ничего не прощающей нью-йоркской прессе, Миллера буквально разрывали на куски. Помимо участия в многочисленных расследованиях, ему пришлось оставить свою должность и залечь на дно на пару лет. В итоге он возобновил свою карьеру в Кливлендской клинике и в 2015 году стал президентом Общества трансплантологов. Миллер продолжает проводить операции на живых донорах.