Читать книгу "Порочные - Мира Вольная"

Эта ладонь обжигает, заставляет дрожать сильнее, хотеть его сильнее.

И меня дергает. Дергает где-то в позвоночнике, в животе, внутренности сжимаются.

Я готова умолять… Умолять о том, чтобы он трахнул меня, чтобы укусил.

А поцелуй все длится и длится.

Он терзает и рвет собственными клыками мои губы. У меня во рту моя же кровь. Джереми заставляет меня отступить, впечатывает в стену с такой силой, что что-то валится с нее на пол. Волк сжимает мою грудь.

Больно.

А потом так же сжимает сквозь белье место, где так горячо, где все тянет и ноет.

И мне снова больно.

Волчица готова для него, волчица хочет его, он нужен ей…

Страх сжал горло в один миг. Чудовищный, огромный, как вселенная, страх. Выдавил из легких остатки воздуха, приглушил это безумное, дикое желание, чертовы инстинкты.

…но он не нужен мне. Какого хрена?

Я отворачиваю голову, сжимаю ноги, упираюсь руками в плечи волка в попытке оттолкнуть его. Меня отрезвила боль, меня заставил прийти в себя страх.

— Реми, нет!

— Что значит «нет», Эм? — он дышит тяжело, его глаза темные из-за расширившихся зрачков, губы влажные и искусанные. Искусанные мной. Теперь он еще больше похож на кого-то типа Майли Сайрус, и это однозначно придает мне сил. Еще немного сил, чтобы заткнуть тупую волчицу внутри.

Терпеть не могу Майли Сайрус.

— Ты же хочешь этого, — его рука все еще стискивает мою грудь. Оборотень силен. Сильнее меня, и поэтому мои попытки удержать его на месте ни к чему не приводят. Он вжимается в меня, придавливает к стене, трется, старается протиснуть колено сквозь мои сжатые ноги.

— Я не хочу. Остановись, — рычу. Но рык получается слабым, едва слышным, потому что волчица не хочет на него рычать. Тупая сука на все готова и срать хотела на то, что об этом думаю я.

— Не ври, — качает он головой, приближая ко мне лицо. На скулах играют желваки, у него испарина на лбу, у него совершенно темный, какой-то голодный взгляд. Но если голод в глазах Джефферсона меня будоражил, заставлял кипеть кровь и хотеть его, то голод в глазах Реми меня раздражает, пугает. От него холод бежит по позвоночнику.

— Я чувствую твое желание, — он снова сдавливает грудь, а потом опускает руку к моему белью. — Ты мокрая. Ты течешь.

— Джереми, отпусти, — шиплю сквозь зубы, стараясь не дрожать. Меня все еще трясет от его прикосновений, волчицу трясет.

— Эмили… — он пытается снова меня поцеловать, язык скользит по щеке, оставляя мокрый длинный след, потому что я отворачиваю голову, продолжая пытаться его оттолкнуть, усиливаю давление на плечи.

— Я… я буду кричать.

Он хватает мои руки, зажимает запястья пальцами и дергает на себя. Я вырываюсь, я брыкаюсь, я верчу головой и рычу.

Я не хочу. Не хочу.

Мне больно, под сильными пальцами хрустят кости моих запястий, губы горят: он царапает их клыками. Не выходит отвернуться, не выходит вырваться, ничего не получается.

Его язык снова на моих губах, короткое движение, влажное, скользкое, а потом все исчезает, я теряю опору и падаю от неожиданности на пол, на колени.

Напротив Марк. Взбешенный Марк, который убьет тупого лаборанта, валяющегося под его ногами, если я не вмешаюсь.

Я медлю несколько первых мгновений, трясу головой, чтобы прогнать из нее туман, морщусь и кривлюсь, заталкиваю зверя так глубоко внутрь, как только это возможно, и поднимаю голову.

Джефферсон держит Реми за горло, прижимает его к полу, рычит. Его рык почти ужасен, настолько громкий, что закладывает уши, настолько яростный, что хочется вжать голову в плечи и вжаться спиной в стену. Хочется подставить шею.

Черт!

Я снова трясу головой.

— Марк! — кричу, потому что уверена, что оборотень сейчас среагирует только на крик. — Марк, прекрати! Отпусти его.

Волчице страшно, она злится, потому что другой оборотень держит ее самца за шею, потому что бьет его и капли крови разлетаются вокруг, потому что пусть он и пытается сопротивляться, но силы явно неравны.

— Марк!

Ноги плохо слушаются, когда я встаю, дрожат, еще хуже слушаются, когда пытаюсь сделать несколько шагов. Теперь меня колотит от страха. Очень сложно справиться с животным страхом. Очень сложно сдержать оборот.

На лбу испарина. Пот течет по вискам и вдоль позвоночника, когти на руках то появляются, то исчезают. Такая же хрень творится и с клыками, и с собственным голосом.

Джефферсон не реагирует. Попытки сопротивления Джереми ни к чему не приводят. Он скребет руками по предплечьям Марка, раздирает и разрывает кожу когтями, но все без толку. На кровь Марка смотреть неприятно.

— Марк, — я перехватываю руку волка прежде, чем он успевает нанести еще один удар. Тяну на себя. Все происходит странно, очень медленно, как будто в другой реальности, как будто все это неправда. Сон.

Я не до конца понимаю, что происходит, не до конца осознаю.

Джефферсон поворачивает ко мне голову, рычит на меня. И страх моего зверя заставляет подогнуться колени, выгибает позвоночник, выдирает нервы.

— Эми-ли, — тянет оборотень мое имя и застывает. Время растягивается в бесконечность. Потом сжимается, лопается и вообще перестает существовать.

Я смотрю в глаза Марка, все еще держу огромную руку. В его глазах ярость, страх и что-то еще. В темных, очень темных глазах.

— Марк, пожалуйста, — я не уверена, о чем прошу: о том, чтобы он перестал на меня так смотреть, или о том, чтобы отпустил Джереми.

Джефферсон отпускает волка. Его грудь вздымается и опускается слишком часто, лицо все еще наполовину изменено: шерсть на загривке, огромные лапы, клыки во рту. Марк проводит по моей щеке костяшками пальцев, все еще смотрит в глаза, ничего не говорит.

Хрипит и кашляет блондин на полу. Пахнет кровью и волками, кофе.

— Эми-ли, — снова тянет Маркус.

— Со мной все хорошо, — хриплю в ответ, хочу отвести взгляд, но не могу. И вопреки словам понимаю, что… что скатываюсь в истерику, что готова разревется. Не знаю почему. Ведь по сути ничего страшного, ничего непоправимого не случилось. По сути я сама во всем виновата.

— Вали отсюда, — приказывает, именно приказывает Маркус Реми, даже не поворачивая головы в его сторону, и прижимает меня к себе, осторожно обнимает за плечи.

Я утыкаюсь волку в грудь, чувствую, как меняется его тело, как мышцы и кости встают на место, как меняются руки, грудная клетка, шея и челюсть.

Я не двигаюсь, просто дышу ему в грудь. И мне плевать на то, что происходит вокруг. Мне надо успокоиться. Необходимо, как воздух, а Марк… успокаивает. Он надежный, и сильный, и честный, и засранец, конечно, но… Это свой засранец, и у него в руках мне спокойно, мне очень хорошо.