Читать книгу "Курганник - Николай Немытов"

Девушка с удовольствием напилась теплого молока, немного поспала. Осарта села напротив, подкинула хвороста в очаг и сама, завороженная огнем, погрузилась в нелегкие думы.

Мы гасим костры, мы уходим отсюда, Возвращая курганам покой. Черно-белые сны, спрятав годы в минуты, Вместе с нами уходят домой… —

запела женщина Арта, подчиняясь ритму пламенного танца:

Слишком слабым был крик, слишком тихим был стон. Слишком громок был смех на курганах. Мы пришли, словно здесь сто тысяч войн, Горели в открытых ранах…

Кони мчали сарматский клин в атаку, пеший противник рассыпался перед параласпайнами брызгами щитов, мечей, крови:

Наши кони неслышно подминают траву. Наши стрелы лежат в колчанах. Те, кто начал с улыбкой эту войну, — Навсегда в черно-белых снах…

Сармат падает с коня, разъяренные враги стаей голодных волков набрасываются на опрокинутого параласпайна — упавшему в полных доспехах самому не подняться:

Мы слышим, как горы плачут навзрыд И роняют на камень камни. Им запомнится только шорох копыт. Остальное уйдет вместе с нами.

Сильный голос осарты, способный призывать духов, вещать над толпой, внушая почтение к милости Арта, заполнил собой шатер, будоража душу.

— Красиво, — вздохнула Миста, склонив голову набок.

Румянец лег на ее щеки, в глазах появился живой блеск. Теперь она была совсем не похожа на замерзшее существо, зачем-то похищенное безумцем.

Дарсата отдала ей амулет рыжего паралата. Девушка удивленно вскинула брови, глянула на Дарсату с надеждой и тревогой.

— Прости, Миста. Я ранила его, но так было надо, — извинилась осарта, разговаривая как с равной. — Я искала сестру… и не успела. Прости. Это твое.

Девушка попыталась связать разрезанный шнурок — Дарсата накрыла ее пальцы ладонью, порылась в поясной сумке и достала плетенный из кожаных нитей шнурочек. Миста лишь поблагодарила кивком. Поменяв шнурок, она повесила амулет на шею.

В анаксиридах и коротком кафтане на меху она была похожа на мальчика-херсонесита, случайно попавшего в шатер сарматки — слишком нежная, тонкая в кости. Свою одежду Миста спрятала в суму, подаренную Дарсатой.

Она была любопытна. Осарта часто ловила на себе задумчивый взгляд голубых глаз.

— Ты что-то хочешь спросить?

Лиза мотала головой, ничего не понимая из сказанного.

— А если я попробую так? — Дарсата приложила ко лбу Мисты указательный палец, чувствуя дрожь девушки, которую вспугнуло странное действие. — Так ты слышишь? — спросила осарта.

Нет ответа, но чистый лоб под пальцем наморщился — слышит, но не понимает происходящего.

— Ответь, если слышишь.

— Да. Слышу.

— Ты постоянно с удивлением смотришь на мою голову. Со мной что-то не так?

— У вас… длинная голова.

— Сарматы считают это красивым. Разве нет?

— Наверное… Но вы не прилетели с другой планеты?

Дарсата не поняла вопрос. Почему Миста вдруг решила, что осарта… упала с неба? Пришла со звезд?

— Я не богиня, — по-своему истолковала она ответ. — С раннего детства именитым сарматам связывают голову, чтобы она становилась удлиненной. Ничего волшебного здесь нет.

Девушка вздохнула, загрустила.

— Как твое здоровье?

— Нормально. Мне… мне придется остаться у вас?

Правильный вопрос. Если бы Дарсата знала ответ…

— Давай выйдем.

Макар беззвучно спустился вниз. Островерхая арка дромоса, несколько камней вывалились из кладки, и нет осыпавшейся кучи земли, закрывающей вход, нет серебристого лоха, вросшего в вершину арки. Курганник присмотрелся: голубоватая тень висит над входом, будто волшебный куст вырос — отголосок иного мира.

Он подошел ближе. Проход не темный, слабый голубоватый свет пробивается из дромоса — «синий огонь», конечно. Курганник спрятал оружие и шагнул под своды… и получил неожиданный удар по нервам. Было такое впечатление, словно мириады мелких ледяных иголочек одновременно впились в тело. Вместо крика получился сдавленный сип — горло парализовало, неописуемый ужас накрыл ледяной волной. Отступить, но тело не слушалось, потому он просто рухнул на спину. Консервные банки, лежащие в рюкзаке, впились острыми гранями в позвонок, в ребра. Превозмогая боль, Макар перевернулся на живот — передышка. Пополз, цепляясь непослушными пальцами за землю. Наконец вытащил из пасти дромоса и онемевшие ноги.

— Ни фига себе примочка, — тяжело дыша, пробормотал курганник.

Закон ехидства в действии: загордился победой над нечистью — получил по мозгам в прямом смысле. Ладно. Обошлось вроде.

Тело ныло от пережитой боли и холода, но прогретая за день земля щедро делилась теплом. Апатия накрыла ватным одеялом, сладкая дремота растеклась по телу. Почудилось или нет? Шуршание в траве, противненькое хихиканье, мелькнули глазки. Вот уже кто-то заглядывает в лицо, скаля белые острые зубки, мелкие лапки пробежали по спине.

Макар, стиснув зубы, резко отжался от земли и встал. Степенок, сидевший на плече, полетел кубарем вниз, но крепкая рука поймала его за шкурку.

— Тебе что, нет в жизни покоя? — спросил Зотов.

Нечистый задергался, заканючил. Вот зловредные твари! Подсунули-таки свинью! Ведь знали о ловушке и пошли следом, чтобы, как сейчас говорят, поприкалываться.

Макар хотел было отшвырнуть степенка, да подальше. Не по-людски как-то. Жив же остался, руки-ноги на месте — в пальцы малость еще колет. Курганник опустил малыша наземь, почесал меж прижатыми ушами.

— Ступай, непоседа. Не поминай лихом.

Непослушные пальцы отыскали на поясе флягу из толстого стекла, оплетенную кожаным шнуром, дрожащие губы жадно припали к горлышку. Теплая волна растеклась по телу, мышцы обрели упругость, боль растворилась в горячем потоке крови. Тело с удовольствием потянулось, хрустнули суставы, настраиваясь на работу. Воткнув булатный тесак прямо перед собой, Зотов опустился на колени.

— Господи! Иже многою твоею благостию и великими щедротами твоими дал ты мне, Макару-курганнику, мимо-шедшее время нощи сея без напасти прейти от всякого зла противна. — Молитву Макария Великого Зотов постоянно повторял, когда ходил в ночь к кургану, обретая душевное равновесие, испрашивая помощи у святого покровителя. — Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа! Аминь!

Рука легла на левый бицепс — забыл, что Лизин подарок срезала Хозяйка. Тоска ударила камнем под дых. Ничё, справимся.