Читать книгу "Осколки Солнца - Таис Сотер"

— Разочарую — но нет.

— Играете в любительском театре?

— И вторая попытка — мимо. В этот раз не ошибитесь, мистер. Тем более вариантов у вас осталось не так много.

Ирландец сделал шаг назад, окинув меня задумчивым взглядом:

— Хм… Вы не снимете перчатки, мисс?

Я, немного помедлив, все же выполнила его просьбу. И все же вздрогнула, когда он коснулся теплыми, немного шершавыми на кончиках пальцами моих ладоней, изучая.

— Так вот оно что! Вы художница, Клэр Легран! Вам часто приходиться держат в руках кисть.

— Почему не карандаш или перо? Я могла бы писать романы.

— Вот тут, у большого пальца, видите? Пятнышко краски.

Ох, и в самом деле.

— Вы очень внимательны.

— Это часть моего ремесла. Подмечать интересные детали… и интересных людей. Мисс… нет, мадмуазель Легран, а где вы собираетесь остановиться? Мне хотелось бы, чтобы наше знакомство не закончилось вместе с этим путешествием.

Вопрос О`Ши привёл меня в чувство. И что я творю? Не следовало мне заговаривать с этим человеком. Даже если он не опасен, то в ближайшем будущем мне хватит иных забот, чтобы отвлекаться на дружбу с ирландцем. Хотя о какой дружбе я говорю? Наверняка он просто посчитал меня легковерной дурочкой, и решил развести.

— Простите, это невозможно. В Лондоне меня ждёт жених, — соврала я.

Искры в карих глазах потухли.

— О. Я ведь ещё не говорил, что из англичан получаются ужасные мужья?

Я виновато пожала плечами.

— Ну… Тогда простите, мэм, за излишнюю назойливость. И за потерянную шаль. Возьмите хотя бы в качестве компенсации шарф.

О`Ши стянул с шеи длинный полосатый шарф с симпатичными кисточками на концах, и обернул вокруг мое шеи. И прежде, чем я успела возразить, ушёл, махнув на прощание рукой.

Глава 32. Лондон

Вся ее жизнь эпиграммой была,

Тонкой, тугой, блестящей,

Сплетенной для ловли сердец без числа

Посредством петли скользящей.

У. Блейк. Искательнице успеха

Так как никакого жениха-англичанина, способного решит все мои проблемы, никогда и не было, совершив утомительную поездку на поезде из Дувра в Лондон, я тут же окунулась в заботы о крыше над головой и хлебе насущном. Лишь только на третий день я нашла комнатушку в Вестминстере, подходящую по цене, и при этом достаточно чистую и удобную, и переехала из гостиницы. А вот с работой было гораздо сложнее.

Лондон оказался гораздо более старомодным и консервативным местом, чем я себе представляла. Молодую француженку, небогатую, и плохо говорящую на английском, никто не желал принимать всерьез. В лучшем случае во мне видели идеалистку, которая скоро сбежит домой, не выдержав трудной жизни вольного художника. А в худшем — охотницу за богатым покровителем. Хозяин одной из галерей и вовсе заявил, что принесенные работы не мои, но он готов их взять, и даже предоставить мне кров. И кровать.

Такого со мной не случалось даже на Монмартре, живущем и дышащим любовью, где и у дородной и немного усатой мадам Жабер имелся ухажёр. За мной тоже ухаживали, и флиртовали, и даже просто приставали… Но такого количества маслянистых и хищных взглядов я на себе не ловила никогда. И ведь я была одета скромно, хоть и не без вкуса, и все равно получала совсем не то внимание, которое мне бы хотелось.

Может быть, дело было в том, что я иностранка, и мужчины велись на экзотику и свои предрассудки о француженках. Но вскоре я нашла ещё одну причину. Мою доброжелательность принимали за легкомысленность, а вежливость за флирт. Гуляя по парку после очередной неудачной встречи, я внимательно приглядывалась к англичанкам, пытаясь понять, чем же отличаюсь от них, помимо внешности. Надо сказать, что большинство лондонских мисс были очень хорошенькие — стройные, светлокожие, с изумительным румянцем на симпатичных личиках. А вот чувства стиля многим не хватало. И что еще страннее — даже весьма симпатичные леди и мисс были зажаты и чопорны. Хмурые лица, скованные движения, взгляд в пол…

Хотя их можно было понять. Сам Лондон, торопливый и деловой, настраивал совсем на другой лад, чем Париж. Вскоре и я стала ходить быстрее, разговаривать резче, и гораздо реже раздавать улыбки своим собеседникам.

Деньги понемногу заканчивались, а я продала лишь несколько картин, и взяла один заказ — нарисовав портрет внука домовладельца за скидку на аренду. Идти в служанки или в швеи мне не хотелось, так что пришлось навестить Уолтера Сикерта, хоть у меня и были сомнения в том, то он как-то может помочь.

Зря. Порадовало уже то, что экстравагантный англичанин не только вспомнил «ученицу Савара», но и гостеприимно встретил, представив своему кругу, среди которых было много людей творческих, и не бедных. А затем поручился за меня перед несколькими галеристами. Не скажу, что дела сразу пошли в гору. Во-первых, картины я продавала под именем «Жака Леграна» — англичане оказались не менее консервативны, чем французы, и с большей охотой брали картины под мужским псевдонимом. Писать пришлось банальщину — цветы, натюрморты, пейзажи и пасторальные картинки с пастушками, что любили вешать буржуа средней руки у себя в гостиных и коридорах. Но порой удавалось пропихнуть продавцу, и даже продать, что-нибудь из того, что было интересно уже мне.

Подрабатывала я и моделью — но не у Сикерта. Его я в первые месяцы несколько опасалась. У художника был достаточно странный период в творчестве. Он мог писать утонченные женские портреты, полные задумчивой грусти, или нежности. Но в других своих работах безжалостно обнажал своих моделей — и в этой наготе не оставалось ни тайны, ни красоты. Лишь безнадёжность и усталость женщин, потерявших всё*. В неподвижности их тел, лежащих на кровати, было что-то пугающее и двусмысленное. Будто зрителю самому следовало решить для себя — лицезреем ли мы семейную сцену, или же фантазию на тему смерти.

Уолтера очаровывала смерть. А точнее, великий лондонский убийца — Джек Потрошитель, так и не найденный полицией. Последней его жертвой считали безжалостно убитую и изуродованную проститутку в Кэмден-Тауне. Хотя некоторые приписывали её убийство художнику Роберту Вуду, но его вину так и не доказали. Здесь же, совсем рядом с местом убийства жил и Сикерт. Видимо, случившееся произвело на него сильное впечатление. Мне сложно было это понять.

Он замечал мою настороженность, и частенько подсмеивался над ней, но совсем не обижался. В том, как Сикерт помогал своим менее опытным коллегам, общался с прислугой и мимолетными знакомыми, я искала, но никак не могла найти ни злобы, ни жестокости. А в его отношении ко мне — хоть доли корысти или затаенного умысла. Как женщина я тоже не слишком интересовала.

— Найти любовницу — легко, — говорил художник. — А вот найти толковую помощницу гораздо сложнее.