Читать книгу "Имя для Лис - Ли Виксен"

Помнится, шел девятый месяц, по словам поселковой знахарки, до родов оставалось еще дней двадцать. Однажды ночью я проснулась от удушья. Мы закрывали окна, чтобы мошкара не залетала и не мешала спать своим жужжанием, поэтому в доме всегда стоял спертый воздух. Но в эту ночь грудь стиснуло так, словно меня душили удавкой. Едва я отдышалась, как заметила, что Ирэне нет на ее тюфяке. Я вскочила, словно ошпаренная, и выбежала из дома, удивительно, как только мать не разбудила грохотом.

Сестра лежала на молодых побегах мяты неподалеку от дома, обхватив руками живот, и смотрела в небо. В тот месяц оно было удивительно чистым: звезды сияли ярко, как фонари на воротах замка. По щекам Ирэне катились слезы. Как и тогда, в замке, она плакала молча – и эту тишину соблюдал весь мир, вокруг не раздавалось ни звука. Только терпкий аромат мяты, слезы Ирэне и новая жизнь, которая решила прийти чуть раньше срока.

Там, на этой мятной грядке, Ирэне и родила чудную девочку. Мать не успела добежать до повитухи, и ребенка приняла я сама. И не подумать, что недоносок, – крепенькая, бодрая и молчаливая, вся в мать. После первого крика, возвестившего начало жизни, малышка замолчала и уставилась в небо, куда все роды смотрела Ирэне, так и не проронившая ни звука.

Моя сестра не взяла малышку на руки, не приложила ее к груди, не позволила себе ни на миг ощутить материнство. Она отказалась от ребенка, даже не взглянув в ее маленькое розовое личико. И этого я тоже не смогла простить Ирэне.

Я же решилась на все, стоило мне взять маленький комочек в руки. И я хочу, чтобы вы знали: как бы я ни жалела об этом, по сей день считаю, что поступила правильно. «Вернусь в замок с ребенком, и это дитя станет моей дочерью, раз уж Ирэне она не нужна», – подумалось мне.

Я оставила мать и сестру и уехала с малышкой в замок. Адар, встретивший меня, все понял – ему даже и объяснять ничего не пришлось. Он принял мое решение и младенца, пусть и не родного ему по крови. Первые дни меня настолько переполняла эйфория, что у меня даже молоко пошло, – и я смогла самостоятельно кормить малышку. Даже самые скептичные обитатели замка поверили, что это моя дочь от Адара, а Ирэне просто осталась с матерью. Все же знали, как она скучала по деревне, и было непонятно, вернется ли моя сестра вообще.

Эта история не обо мне или моей дочери, а об Ирэне. Поэтому надо закончить тем, что я не знаю, где сейчас моя сестра и жива ли она. Ирэне прожила с матерью лишь пару месяцев, а потом сбежала из деревни с каким-то тилльским наемником. Ее всегда тянуло к их узким глазам. Может быть, я вовсе не ошибалась, считая ее обычной шлюхой. А может, эта история с ребенком сломала мою талантливую и гордую сестру и потому она пошла по наклонной дорожке?

Я замаливала грехи своей сестрицы долгие годы. Вместе с подросшей дочерью ходила на службы Святой Сефирь, и, когда свет освещал скамьи, где мы сидели, я видела рядом не мою малышку, а маленькую копию Ирэне с ее пушистыми ресницами и кудрями.

Я запретила матери говорить что-либо о моей пропавшей сестре, на что та ответила: «А что бы я могла рассказать твоей дочери о ее тетке?». Мы скрепили договор молчания ради малышки.

Вот вы и выслушали всю историю. Но не спрашиваете о тысяче мелочей.

А что же Лорд? Узнал ли он, что под крышей замка растет не только его наследник, но и дочка? А где же моя дочь теперь? Пыталась ли я найти Ирэне? Вы молчите и только осуждающе смотрите на меня. Или, может, осуждение мне только чудится?

Тысячи часов, проведенных на коленях в церкви Сефирь, не уберегли меня от самой страшной ошибки в моей жизни. Я отреклась от своего дитя, пойдя на поводу у мужа, общества, своей прислужнической сути. Я сказала дочери Ирэне правду: «Я не твоя мать», в самый страшный час ее жизни. И между тем я соврала ей. Она всегда была моей дочерью и останется ей до последнего моего вздоха.

Теперь оставьте меня. У меня полно работы в замке. И молодой лорд просил подать ему к полудню кофе с булочкой. И я, как всегда, плюну в этот кофе. Это все, что мне осталось.

* * *

Некоторое время я сидела неподвижно, затем отложила записи. Снова их подняла, перебрала лист за листом, вновь отодвинула. В моей голове стояла звенящая пустота. Хотелось чем-то занять руки, просто чтобы не сидеть, подобно истукану.

– Этого ведь не может быть? – обратилась я к Шмулсу и сама поразилась, насколько ровно звучал мой голос. – Так просто не бывает, верно?

Он в оцепенении смотрел на меня.

Затем я расхохоталась. Уронила голову на стол с такой силой, что приложилась лбом, и пару раз между взрывами безумного смеха ударяла кулаком о столешницу.

– О боги. Нет, ты представь… Ну, хотя… А-ха-ха. – Смех шел изнутри, не истеричный, замешанный на безумии и запачканный слезами, о нет. Чистый смех, подобный воде из горного ручья, смывавший скопившееся внутри напряжение своим мощным потоком.

Немного отдышавшись, но все еще посмеиваясь, я спросила кабатчика:

– А вы знаете, некоторое время назад были популярны эпосы из Тарасийи. Наш народ с удовольствием их слушал, но от души веселился, потому что герои там постоянно кого-нибудь находили: потерянную сестру, бывшего мужа, матерей и детей. Вот начинаешь ты слушать это сказание и к концу уверен: будет найден какой-то родственник!

Шмулс все еще испуганно глядел на меня. Я уже почти без смеха произнесла:

– Моя жизнь – это проклятый тарасийский эпос.

Я достала из-за пазухи огрызок карандаша, которым запаслась еще в замке, и свой список, а затем вывела на бумаге довольно криво: Ирэне. После чего, слегка пошатнувшись, встала. Меня качал не хмель, а скорее бессилие. Смех помог мне пережить эту правду, но он же вымотал меня, как двухчасовой бой.

– Теперь хотя бы понятно, откуда у меня такая тяга к оружию и иноземцам: что из Тилля, что из Края, – с горечью сказала я. А затем подошла к стойке с выпивкой, почесала за ушком белоснежного кота и забрала без спросу первую попавшуюся под руку бутылку, надеясь, что там плещется что покрепче. Кабатчик не протестовал, он молча следил за мной с таким видом, будто опасался, что я начну крушить его заведение, как умалишенная. Кивнув ему вместо прощания, я вышла из «Тромбона и гуся» в новую жизнь, в которой у меня было две матери.

* * *

В замок я вернулась затемно, почти опустошив ту бутыль, что прихватила с собой: в ней оказался на удивление недурной херес. В тронном зале все еще кипело обсуждение. Над столом посреди комнаты склонились Гардио и Секира, которая с жаром доказывала королю, что часть войск придется оставить для защиты Ярвелла.

Я оставалась незамеченной и из тени следила за женщиной-генералом. Играла в любопытную игру. Уголок рта – мой, а вот скулы – совсем нет. Кудри вьются, как и у меня, но цвет совсем непохож. Есть что-то в развороте плеч, но вот руки у меня изящнее.

Я сделала еще один глоток и спросила вслух:

– Ну и что же мне с этим делать?

– Можешь отдать мне. Я допью. – Возникший из ниоткуда Атос указал на бутылку в моей руке. Я покрепче прижала ее к груди и недовольно воззрилась на крайнийца.