Читать книгу "Штопальщица - Светлана Храмова"

Как все это смешно. Джоанна достала из мини-бара небольшую бутылочку виски, добавила немного в стакан с колой. Пора успокоиться, снять напряжение, уныло пульсирующее у бровей, мерным ритмом тычущее где-то над левым ухом…

Виски слегка обжег горло и откликнулся в желудке приятным расслабляющим теплом. Как хорошо. И никого вокруг. Нету Кеннета с искренним взглядом и элегантно лысеющей макушкой, нет теток, желающих худеть, нет женщин, сидящих на пособии, с которыми она регулярно встречается в студии, вникая в то, как тяжело им живется. Какая разница? Они ничего не могут – вот и все. Ей нет до них никакого дела! Она, добившаяся всего самостоятельно, умудрившаяся сколотить огромное состояние – всхлипывает вместе с лузерами, вытирает им сопли. Как сегодня смешной Карлотте, которая придет к ней трудиться ассистентом, Карлотта будет безумно признательна! И хорошо еще, если не примется за организацию забастовок за компанию с Санчесом. Ведь люди никогда не чувствуют благодарности.

Люди просто ничтожны. И смешны.

Она снова попыталась остановить поток мыслей. Ужасных, убивающих мыслей. Коротко взглянула в большое зеркало над мини-баром. Уверенная женщина в расцвете сил и красоты. Совсем, как Юла в фолкнеровском «Особняке». Только одно: не так желанна для мужчин. Впрочем, успех у мужчин не помешал Юле в расцвете сил красоты застрелиться. Даже способствовал. Джоанна подумала об этом почти спокойно. Поглядела еще раз на женщину в зеркале. Вспомнила, что когда-то Сильвия мечтала стать именно такой.

А еще Сильвия мечтала не жить долго. Мечтала искренне. Маленькая Сильвия считала, что это ни к чему, лишние хлопоты. Жизнь надо отпраздновать, отшуметь, отгулять, непременно остаться в памяти на многие годы вперед, но уйти вовремя. В расцвете.

И еще она вспомнила, как Сильвия…

Нет, эти воспоминания она себе запретила. Раз и навсегда. Но, наверное, где-то глубоко-глубоко внутри постоянной занозой сидит. Красной нитью бликующее «тогда, в Цинциннати» стало напоминанием.

И перорвало плотину, и поток невнятных сперва образов – режущих душу, скребущих, саднящих… все отчетливей и ясней.

Тогда, в Цинциннати, Сильвия залетела с одной ночи, забеременела мгновенно, как кошка – а отец ребенка, бравый развозчик пиццы Кеннет Томпсон, только смеялся над нею и видеть не хотел. Она так и не призналась ему. Впрочем, как можно признаться тому, кто тебя в упор не видит? Отвергнутая Сильвия мучилась непереносимо. Ощущала себя ошибкой природы, родившейся просто по недоразумению. В какой-то момент она поняла, что сходит с ума от постоянных слез и самобичевания, даже пыталась покончить с собой, но выжила. Сильно тогда перепугалась, зато быстро решила проблему – нашла врача и деньги. Ей сделали подпольный аборт, лишь чудом не закончившийся трагически – на следующий день началось сильное кровотечение, поднялась температура. Врач прибыл снова, мучительная процедура чистки повторилась практически без наркоза. Сильвия орала от боли, но летального исхода удалось избежать. Но не удалось избежать необратимых последствий.

Она никогда не сможет забеременеть снова. Она стала бесплодной. Что нигде не упоминала, не произносила вслух. Просто женская жизнь превратилась в череду несуразностей. Не вполне женщина, благодаря славному малому Кеннету, ныне писателю, рьяному защитнику обиженных, примерному мужу и образцовому отцу. Глупо все получилось. Тогда глупо. А теперь бессмысленно и непоправимо. И ощущение неполноценности, так тщательно скрываемое. И даже сейчас, при одном воспоминании – просыпается незабытая давняя мука. И невыносимая, резкая и острая боль внизу живота – совсем, как тогда, в Цинциннати…

Два с лишним часа поездки, наконец, закончились. Под колесами машины заскрипел гравий на дорожках хэмптоновского дома Джоанны. Машина затормозила, медленно приближаясь к парадному входу – хозяйка любила подъезжать прямо к плоским ступенькам. Приехали! Голос Пита, вышедшего навстречу.

– Наконец-то!

Шофер открыл перед ней дверь. Джоанна вышла, постояла на крыльце светящегося огнями дома. Вид, открывшийся взору, ошеломил.

– Боже, какая красота! – почти непроизвольно вырвалось у нее.

– Освещение репетируем. Для завтрашнего приема. Нравится? – Пит Кончевски, верный партнер, юрист, хранитель финансов и распорядитель на все случаи жизни, – обвел широким жестом разноцветную партитуру иллюминации. И впрямь, партитура. Через мгновение пространство наполнилось звуками, подчеркивая музыкальную природу освещения, задуманного модным дизайнером.

– Пит, ты просто волшебник! Как всегда, продумано все. И ты не хочешь меня поцеловать? – она подставила щеку, которую он неловко чмокнул. Тогда она сама расцеловала его. В обе щеки. Он совсем смутился. Посмотрел на нее – сложным, встревоженным взглядом. Впрочем, он всегда на нее так смотрел. Джоанна привыкла сознавать, что в глубине души он любит ее. Просто не решается проявить чувства, она не раз смеялась про себя, что не все потеряно. Пит придет к ней на зов в любую минуту.

Впрочем, у каждой женщины есть обожатели, не решающиеся проявить свои чувства. И когда им предоставляют эту возможность, они пугаются и предпочитают сбежать, спрятаться, отсидеться где-нибудь – все, что угодно, лишь бы оставить все как есть, Джоанна это понимала.

Пользовалась услугами и профессионализмом Пита, никогда не скупилась, выражая признательность, а он оставался верен как собака. Когда-то его жена Келли поработала личным стилистом Джоанны Джойс. Очень недолго. Творческий союз оказался малоудачным. Джоанна в тот год вошла в десятку наиболее дурно одетых звезд. Келли она уволила – на первый взгляд, рискуя, но на самом деле, даже не опасаясь, что незаменимый Пит уйдет.

Знала, что он предан прежде всего ей. И важно ничего не менять. Умный, точный и обязательный Пит выполнял обязанности, по меньшей мере, пяти сотрудников. Или двадцати – все индивидуально. Невысокий и сухощавый, с длинным лицом и короткими седыми кудрявыми волосами, всегда в сером костюме с неизменным галстуком-бабочкой. Тоже серой. И светлыми глазами. Кстати, за столько лет она не удосужилась понять, какого они цвета. Серые или голубые. Или зеленоватые. Джоанна приблизилась к Питу вплотную.

– Фейерверк мешает разглядеть. У тебя глаза серые или голубые? – спросила она с искренним интересом.

– Когда как. Иногда серые, а иногда голубые, – ответил он просто, даже не меняя выражения лица. Потом добавил тихо: – Что-то случилось? У тебя странный взгляд.

– Ничего. Все в порядке. – Она растерялась, даже смутилась. Вспомнила, почему взгляд кажется странным. Вспомнила – и чуть не скорчилась от боли внизу живота. Но сдержалась. Почти без напряжения в голосе добавила

– Просто очень устала. И голова болит. Я пойду в кабинет. Мне надо побыть одной. Скажи Зельме, что я не голодна. Хорошо? – она нежно положила руку на плечо Пита, будто хотела ободряюще хлопнуть, но получилось как-то неловко и многозначительно, потом рассеянно улыбнулась и прошла в дом.

– Да, конечно. Но потом я бы хотел, – начал он, глядя на нее несколько обескураженно. Столько распоряжений сделано, ему хотелось отчитаться, посоветоваться.