Читать книгу "Запомни меня навсегда - Сабин Дюран"

«Подонок! Ты даже не представляешь, что натворил! Ей всего семнадцать».

Я откровенно наслаждался собой. Если бы я планировал месть пару десятков лет, лучше бы не вышло.

«Она годится мне в дочери», – ответил я.

Пауза. И тут пришло еще одно сообщение. Я изумленно смотрел на экран телефона, а тем временем Виктория завела машину и уехала. Совсем. И только пять или шесть секунд спустя до меня дошло.

Слова расплывались перед глазами. Смысл фразы ускользал. Неудачная шутка. Я и так помню, сколько Онни лет. К чему это занудство?

Что за нелепость? Как это понимать? Наконец синапсы сработали, и мне удалось связать факты воедино. Одна ночь, много лет назад. Вечеринка в отеле в честь совершеннолетия какого-то недоумка, я заявился без приглашения, флиртовал с Вик, чтобы позлить Мерфи – самого молодого члена парламента в истории партии консерваторов. Пузанчик в тесном костюме готов был меня взглядом испепелить. Вик тогда еще не ожесточилась, но узы супружества и раннего материнства уже душили ее. Ей отчаянно хотелось флиртовать и чувствовать себя желанной, и она утащила меня на пляж. Пьяная от моего внимания и ночного воздуха, совсем слетела с катушек и позволила отыметь себя прямо на берегу, под нависающей скалой.

Когда это было? Шестнадцать или семнадцать лет назад? Возможно. Вероятно. По расчетам подходит. Перед покупкой домика в Галлзе. В следующую нашу встречу, после того как мать умерла и оставила мне деньги, Онни уже начинала ходить. Я встретил их на мысе, она сидела у Мерфи на плечах и болтала ногами. Мне и в голову такое бы не пришло.

Перечитываю снова, пытаюсь переварить эту новость.

«Она и есть твоя дочь!»

– Выпусти меня! – Онни долбится в дверь.

– Погоди, – отвечаю я.

Моя дочь. Глаза у нас похожи, овал лица вроде тоже. И ее нервозность. Нездоровый интерес к кое-какой фармацевтической продукции. Что же еще? А все. Вспоминаю, как могучие руки Мерфи сжимали ее дрыгающиеся ноги, ее округлые коленки под его волосатыми пальцами.

Вина? Раскаяние? Это не про меня. Запрокинул голову и расхохотался. Налил еще виски, макнул палец в пакетик от Кулона.

До меня, наконец, дошла вся прелесть моего положения. Виктория на меня не донесет. Какая сладкая пытка! Ей придется делать вид, будто ничего не произошло. Ради душевного здоровья дочери ей придется молчать. И Лиззи никогда не узнает.

Открыл дверь и выпустил Онни – плод чресел моих – из ванной. Дал ей сухую одежду – какие-то шорты, которые ей пришлось подвязать моим же ремнем, толстовку. Она сказала, что любит меня и хочет быть со мной. Спросила, люблю ли я ее. Порылся в своей голове в поисках хоть каких-то чувств к ней (хотя бы отцовского, на худой конец), но так ничего и не обнаружил. «Да, конечно», – ответил я, желая, чтобы это было правдой. Такова уж моя натура. Разве я виноват?

На самом деле от Онни сплошные неудобства. Мне хотелось поскорее ее выставить и спокойно прочесть письмо Лиззи.

Можно ли ей взять какую-нибудь мою вещь на память? Да-да, картину, ответил я, оглядывая комнату, и разрешил ей выбрать самой. Положил в мешок для мусора вместе с ее грязным комбинезоном. К моей досаде, она выбрала одну из моих любимых. Терпение было на исходе.

– Куда мне идти?

– Найди Кулона, он о тебе позаботится.

– Ты меня потом заберешь? – умоляюще воскликнула она, стоя босиком на пороге и прижимая к себе мешок со шмотками. – Ты бросишь свою жену?

– Да-да-да. Я тебя заберу.

– Обещаешь? Что бы ни случилось?

Ага, как же.

– Надейся и жди! – крикнул я ей вслед.

Похоже, я изрядно напился виски. В машине есть еще. Да и пластиковый пакетик почти опустел. Надо помыться и переодеться. Лиззи! Единственная женщина, которой я когда-либо доверял. Я ей действительно верю, несмотря ни на что. Все остальные рано или поздно предают. Изменяют, разбивают твое сердце вдребезги.

Любовное письмо. Вот и все, что мне нужно.

Господи, благодарю тебя за Лиззи!

Дело не в выборе дома или района. И не в море. Дело в любви. Сейчас я зажгу свет и открою письмо, наслажусь ее нежными словами и позвоню ей. Выход из переделки, в которую я угодил, непременно найдется. Пока Лиззи со мной, все будет в порядке.

Глава 24

Лиззи

День холодный и ветреный. Тучи ушли, впервые за много недель я вижу синее небо. Навес над «Лондис» трепещет на ветру, высокая трава в парке полегла под его порывами. Выйдя из автобуса, бегу по Тринити-роуд, сворачиваю на свою улицу. Измена Заку высвободила во мне что-то дикое и неудержимое. Я чувствую подошвами ног страх и свободу.

Добравшись до дома, я сразу понимаю: что-то случилось. Входная дверь приоткрыта. Распахиваю ее, влетаю в холл и замираю, пытаясь отдышаться.

Плиточный пол устелен конвертами, рекламками пиццы, нераспечатанными счетами, тут же валяются резинки для волос, бутылка с антиобледенителем и ключи. Много ключей. Глиняный горшок, в котором я их хранила, разбит вдребезги.

Изумленно смотрю. Полка, где до вчерашнего дня все это стояло, пуста. Почти пуста. Теперь там картина. Темноволосая девушка в дверном проеме. Смотрит вниз, на свои руки, лицо искажено из-за выбранного художником ракурса. Тревожная картина, мрачная и кричащая об одиночестве. Комната кажется холодной, на девушке почти нет одежды. От нее трудно отвести взгляд.

Это одна из лучших картин Зака, ее можно показать любому, кто сомневается в его таланте. Она висела в домике в Галлзе. А потом пропала.

У подножия лестницы валяется ворох одежды. Подхожу, будто в трансе, поднимаю вещи одну за другой – его старые синие шорты, выгоревшие сзади, с погнутой застежкой молнии; серая толстовка с чернильным пятном внизу, поношенный кожаный ремень коричневого цвета. Прижимаю толстовку к лицу, касаюсь ее губами, провожу по щеке тяжелой металлической пряжкой. Здесь же лежит полотенце, в него что-то завернуто – синий глянцевый фотоальбом. Открываю. На каждой странице по одной фотографии. С первой улыбается Зак, на нем костюм из секонд-хенда. Он стоит возле Вандсуортской ратуши. Это день нашей свадьбы. На плече Зака лежит моя рука, но лицо вырезано. Сквозь дыру с неровными краями проглядывает фото со следующей страницы. Фрагмент таблички дома, висевшей на крыльце в Корнуолле, – «Галлз».

Над головой раздается удар. Потом скрип. Роняю альбом и шорты на нижнюю ступеньку. Я дышу так тихо, что воздух едва проникает сквозь приоткрытые губы. Я буквально на грани обморока и не знаю, смогу ли подняться по ступенькам, и все же упорно бреду наверх. Шаг за шагом. Сначала одна нога, потом другая: так я и прожила весь этот год. Так мне и удалось выжить. Он восстал из мертвых, вот только призрак – я. Такая тихая и легкая, двигаюсь совершенно беззвучно, сначала до ванной, потом последний пролет, и я уже возле двух комнат. Чувствую головокружение. Опираюсь рукой о стену, чтобы не упасть. Дверь в спальню открыта, внутри беспорядок. Постельное белье на полу, сверху вывалено содержимое комода. Прикроватная лампа включена, лежит на боку и отбрасывает на стену причудливый желтый силуэт.