Читать книгу "Королева Кристина - Борис Григорьев"

Согласно другой версии, которой придерживалась и Кристина, Мональдески выдал испанцам сроки и план вторжения в Неаполь с моря и с суши. Но так ли это? Ведь слухи о высадке в Италии французского десанта циркулировали ещё в августе, а испанские шпионы могли своими глазами убедиться в концентрации французского флота в Марселе и других портах Средиземного моря. Впрочем, возможно, что маркиз передал противникам Кристины и Мазарини какие-то важные детали десантной операции, что и привело сначала к отсрочке всего плана, а потом и к его полному забвению. Но почему Кристина не предупредила о предательстве Мональдески кардинала Мазарини? Люди кардинала смогли бы тогда и без Кристины изолировать предателя. Уж не свидетельствует ли это обстоятельство о том, что она в этом вопросе не доверяла и кардиналу? Поняла ли она, что Мазарини был заодно с предателем Мональдески? Или она узнала нечто другое, более страшное?

Предательство Мональдески выглядит весьма странным. Он был известен как истинный итальянский патриот, желавший освобождения Неаполя от испанского ига. Все его планы на будущее были связаны с победой французов и итальянских патриотов в борьбе с испанцами. Между тем Кристина, пославшая на плаху и на колесо не одного человека, утверждает, что с подобным страшным предательством она сталкивается впервые. Но почему же тогда Мональдески до конца оставался рядом с Кристиной, в то время как он давно мог заблаговременно и без всяких хлопот уйти к своим испанским покровителям? Зачем такой риск? В испанских архивах нет и упоминания о какой-нибудь услуге со стороны маркиза Мональдески в обороне Неаполя. Кристина, оценивая предательство маркиза, обронила слова о том, что оно коснулось всего мира. Каким образом неаполитанское дело могло влиять на судьбы мира? Или было нечто другое, более важное, что сильно занимало в то время королеву Кристину и о чём мы до сих пор не знаем? Или эти слова были только фигурой речи?

То, что Мональдески выдал планы Кристины и Мазарини своим заядлым врагам испанцам, кажется нам маловероятным. Вряд ли бы он ради них принёс в жертву свою будущую карьеру в Неаполе. То, что его предательство помогло испанцам защитить Неаполь от нападения французов и итальянских патриотов, надо ещё тоже доказать.

Информации к размышлению остаётся немного.

В одном из писем кардиналу Кристина, комментируя дело Мональдески, написала, что предательство маркиза затрагивало «дело, общее для неё и кардинала». Кардинал Аззолино пишет, что Мональдески предал «переговоры, которые он по поручению королевы вёл с кардиналом Мазарини и другими лицами». Сам кардинал Мазарини распространил версию, согласно которой вина за смерть Мональдески лежала на доверенном лице Кристины Людовико Сантинелли, и попытался заставить королеву признать её. Известно также, что во время розысков королевы Мазарини указал на братьев Сантинелли, как возможных предателей и мошенников. (Значит, она связывалась с кардиналом накануне казни Мональдески?) Кристина тоже догадывалась о неблаговидном поступке братьев, но тем не менее маркизу почему-то не поверила.

В этой связи снова всплывает зловещая фигура кардинала Мазарини. Мы знаем, что маркиз предал какие-то планы королевы Кристины. Это с ним вёл переговоры несчастный Мональдески. Вполне вероятно, что кардинал перевербовал маркиза и заставил его работать в свою пользу. Возможно, что они оба начали работать над тем, чтобы вывести Кристину из игры. После смерти Мональдески Кристина ни словом не обмолвилась, что тот работал на испанцев. Сами испанцы аналогичным образом хранили странное молчание. Чего нельзя сказать о Мазарини, который пытался загладить последствия дела Мональдески.

И это всё. Но вопросы остаются.

Ясно одно: больше всех в тайну смерти Мональдески были посвящены Мазарини и Кристина. Пока ограничимся этими предположениями. Возможно, что история когда-нибудь ещё приоткроет завесу над этой тайной.

С членами семьи Мональдески королева довольно быстро сумела примириться. Она вступила в переписку с его родственником графом П. А. Орвието и выдала его дочь замуж за своего камергера маркиза Жана Матьё дель Монте. Великий Г. В. Лейбниц (1646–1716), в момент казни Мональдески десятилетний мальчик, спустя много лет займётся его делом и выскажет свой вердикт: Кристина, как монарх, по законам своего времени имела право вершить правосудие над своими подданными и слугами даже на территории другого государства.

Глава семнадцатая

АМБУЛАНТНОСТЬ — СТИЛЬ ЖИЗНИ

В счастье нужно быть мудрым и правдивым, в несчастье — мудрым и гордым.

Кристина

Чума всё ещё не выпускала из своих грязных объятий Италию, и Кристина, выдерживая шквал критики, недовольства, обвинений, гнева и недоброжелательства, безнадёжно и надолго застряла во Франции, не имея никакой возможности сдвинуться с места. Казнь Мональдески превратила её в глазах общества в убийцу. В феврале 1658 года она, наконец, была приглашена двором в Париж и увидела Людовика XIV на сцене в роли Алкивиада в одноимённом балете Бенсерада и Люлли. Она приняла участие во всех праздниках, но в отношении к себе почувствовала холод. «Именно потому, что она — женщина, его (Мональдески) смерть слишком жестока», — выразила мадам де Монпансье общее мнение французского двора. Кардинал Мазарини и прочие французы стали её просто игнорировать.

Кристина болезненно переживала такую, по её мнению, несправедливость: сначала она оскандалилась в Риме, а теперь вот разгневала Францию. Но одновременно эта ситуация безмерно обострила чувство её собственного достоинства: ведь будь на её месте монарх-мужчина, общественное мнение было бы настроено к нему куда благосклоннее и снисходительнее. И она, несмотря ни на что, продолжала смело высказывать своё мнение по поводу происшедшего и, не снимая с себя ответственности, упорно и открыто защищала своё право на наказание своих слуг и подданных. Иначе в чём же заключалось суверенное и неотъемлемое право монарха?

Кардинал Мазарини был вынужден принять её и предоставил в её распоряжение апартаменты в Лувре, давая тем самым понять, что её пребывание в столице рассматривается им как временное. Король, вопреки опасениям Кристины, воспринял трагический эпизод в Фонтенбло довольно спокойно и продолжал выказывать по отношению к ней знаки внимания. Он поспешил нанести ей визит и проявил дружеские чувства, в то время как мать его, Анна Австрийская, с трудом сдерживая гнев, вместе с Мазарини стала готовить почву для выдворения Кристины из страны.

Кардинал окончательно потерял интерес к неаполитанским делам и находился в некоторой прострации: в январе скончалась его красавица-племянница Манчини, и он ещё никак не мог оправиться от этого удара. В одной из бесед он сказал Кристине, что по возвращении в Рим она может проживать в его собственном дворце. Намёк был понят, и Кристина стала думать о том, чтобы направить свои стопы в Англию. Но лорд-протектор[117], уже наслышанный об «эскападах» эксцентричной шведки, особого энтузиазма в отношении её визита в страну не проявил. Так и не дождавшись от него приглашения, Кристина приказала паковать вещи и готовиться к отъезду в Италию. Дорога в Рим, наконец, освободилась, и 18 марта 1658 года она выехала из Фонтенбло, «выколотив» из кардинала заём в размере 80 тысяч экю, который должен был быть погашен Стокгольмом за счёт всё тех же субсидий времён Тридцатилетней войны. Впрочем, Мазарини на всякий случай подстраховался: он задержал багаж Кристины, следовавший из Антверпена, и возвращал его королеве частями, по мере погашения долга.