Читать книгу "Кровавые скалы - Джеймс Джексон"

— Вот и осы налетели, месье Гарди.

— Чем-то мы их привлекли.

— А как по-вашему, сумеем мы разогнать их?

— Они рассчитывают одним своим видом повергнуть нас в панику. Вселим же панику в сердца врагов.

— Каким образом? Выставив против них женщин, детей и пару пушек?

— Необходимо заставить их поверить, что нас много. Трубить во все трубы, бить в барабаны, выставить на стены всех, кого только можно, выдать всем шлемы и пики. А что до пушек, открыть огонь, прежде чем неприятель успеет приблизиться.

— И чем все это может кончиться, месье Гарди?

— Тем, что мы выстоим. Наша крепость покажется язычникам неприступной, все башни будут заняты солдатами, а наши резервы людей, пороха и провианта станут неисчерпаемыми.

— Рискованная затея.

— Причина которой — опасные времена. Ведь нам нечего терять, кроме города и собственных жизней?

— Вероятно, это единственный выход. — Обернувшись к кому-то из подчиненных, Мескита распорядился: — Срочно созвать все население, открыть арсеналы. Я хочу устроить представление, которое перепугало бы самого султана. Необходимо уставить стены копьями и надеть шлемы на камни.

Вперед вышел Антонио:

— Я помогу вам, сир.

— И побыстрее, медлить нельзя. Если приходится рассчитывать лишь на то, чтобы пустить пыль в глаза врагу, следует начать с его передних рядов.

— Что за вздор!

К ним подошел престарелый отец Марии и Антонио. Старик трясся от злости — лишенный власти владыка острова, принадлежавшего рыцарям и осажденного турками. Сегодня его ненависть к захватчикам достигла апогея.

Старик ткнул пальцем в сторону Гарди:

— Будь ты проклят, англичанин. Я следил за твоей бессмысленной кавалерийской атакой. А теперь к этим стенам приближается враг, который не явит милости.

— Значит, будем сражаться.

— Чем? Колдовством?

— Больше нечем.

— Раньше здесь был мирный остров и мы спокойно жили и торговали.

— Свобода дороже всякой торговли.

— А вы свалились на наши головы словно проклятие! — Лицо дворянина перекосилось от злобы. — Именно вы навлекли на нас все эти беды.

Вмешался Антонио:

— Отец, как мы, по-твоему, должны действовать?

— Мы? Это не наша битва!

— Но язычники у стен нашей крепости, и гибель грозит нашим жителям. А твои упреки ничем не помогут и нас не спасут.

— Как и твое пренебрежение к сыновнему долгу.

— Мой долг в том, чтобы сражаться за общее дело, сохранить честь нашей фамилии и разгромить врага.

— Все кончено. И ты заодно с теми, кто повинен в нашей смерти.

— Я готов биться, а не сидеть сложа руки и тешить себя пустыми надеждами о переговорах и почетной сдаче.

— Я твой отец, и ты должен мне подчиняться. Не смей говорить со мной таким тоном!

— С чего бы? Может, ты и мечом мне пригрозишь? Оставь свое дурное настроение для турок.

— Окаянные рыцари и английский пират, это они сбили тебя с верного пути!

— А тебя — спесь и старость.

— Все вы глупцы, все до единого! Пусть судьба этой войны решается не здесь, а у Большой гавани. Я лично готов сесть на коня и поехать на переговоры с турками. Не битвы нас спасут, а дипломатия.

К старику повернулся губернатор Мескита:

— Отбросьте трусость и праздную болтовню. Не то окажетесь за стенами бастиона, в петле.

— Вы осмеливаетесь мне угрожать?

— Я губернатор Мдины.

— А я глава самого древнего и прославленного рода.

— Не забывайте, великий магистр Ла Валетт повесил члена городского совета лишь за то, что тот пожаловался на нас королю Испании.

— Вам известно, что я не какой-то обычный советник.

— Нам известно, что вы обязаны подчиняться указаниям главы ордена.

— Это законы захватчиков.

— Из которых и вы извлекли выгоду. Ныне пришла пора расплачиваться.

— Я не могу биться.

— Это и не нужно. Зато можете надеть шлем, накинуть плащ поярче и вместе с остальными занять стены крепости.

— Вы уже лишили меня сына и дочери, а сегодня хотите лишить и титула.

— Мы возвращаем вам утраченное мужество.

— А если я откажусь, Мескита?

— Тогда вас ждет свидание с палачом.

Достойно сожаления было наблюдать, как гордость уступает перед властью, как пожилой аристократ меняет высокомерный тон на услужливый. Старику вручили копье, примитивные доспехи простого солдата и отправили на бастион. Отец даже не взглянул на сына и не заговорил с ним.

Густое облако пыли приближалось.

Весть дошла до самого последнего ряда наступавшей колонны. Выкрики и шепот вселяли сомнения в души воинов, распространяясь подобно заразе и лишая солдат уверенности. Мдина неприступна. Офицерам пришлось прибегнуть к плеткам во имя поддержания порядка и боевого духа; ругательства смешались с призывами имамов к Всевышнему. Это всегда плохой знак. Но солдат необходимо было успокоить. Сарацины прониклись уважением к извечно ненавистным врагам-христианам, стали бояться их подожженных стрел, острых пик, мечей и граничащего с безумием мужества. И столица из легкой мишени превратилась в твердыню.

К главнокомандующему галопом подъехал разведчик.

— Я спешил к тебе, Мустафа-паша, из первых рядов.

— Докладывай.

— В столице множество солдат. Их столько, что вот-вот стены рухнут. Трубы звучат без умолку.

— Ты лжешь!

— Ни мой язык, ни глаза, ни уши не обманывают меня, Мустафа-паша. Остальные видели то же самое.

— Ты скорее внемлешь голосу гашиша, чем разума.

— Если бы так, Мустафа-паша, но эти преисполненные силой псы взвыли.

— Они запоют совсем иной мотив, когда я начну спускать с них шкуру.

Главнокомандующий подал знак конным офицерам последовать за ним и легким галопом поскакал к городу. На стенах Мдины палили пушки. Странно, что перед лицом смерти жители столицы сохранили стойкость. Быть такого не могло. Это всего лишь бравада. Видение. Мираж, какие бывают в пустыне. Мустафа-паша уставился перед собой. И понял, что настрой его войска сменился — ропот солдат стал отчетливее. Негодяи, он им еще покажет. Их долг состоит в том, чтобы отдать жизнь за султана, а не мешкать.

Но тут, рванув на себя поводья, Мустафа-паша внезапно остановился и стал вглядываться в линию горизонта. Аллах Всемогущий! Как это объяснить? Разведчик был прав, а лазутчик в самом сердце ордена ошибался. И невооруженному глазу были видны на фоне неба ощерившиеся наконечники копий, а вокруг — вспышки и грохот пушечных выстрелов.