Читать книгу "Искушение Марии д'Авалос - Виктория Хэммонд"

Восторгов океан в душе моей бушует, —

вдохновенно читал поэт с крыльями из волос.

«Какая я глупая, — укорила себя Мария, нежась в лучах улыбки Фабрицио. — Я тоже поддалась этому соблазнителю. Я думаю о том, чтобы навлечь на себя проклятие, отдавшись мужчине, который ни разу не подумал обо мне за все эти четырнадцать дней. Мужчина, который сейчас улыбается мне так, будто я, и только я — свет его очей. Мужчине, который точно так же улыбался бесчисленным женщинам. Он в меня влюблен, это ясно, страстно влюблен. Но сколько продлится его любовь? Год? Полгода? Один месяц? Известно, что все романы Фабрицио были быстротечными. Я удержу его лишь ненадолго, до тех пор, пока он будет считать, что еще не завоевал меня полностью. В тот день, когда он будет знать, что я целиком принадлежу ему, он умчится, как листок, подхваченный бризом».

Во время перерыва между чтением стихов гости угощались, болтали и кружили вокруг столов. Мария вышла на террасу, где было прохладно, и остановилась в тени, зная, что Фабрицио последует за ней. Полная луна лила бледный серебряный свет на сад на склоне и море за ним.

Она предположила худшее: а что, если это продлится месяц, всего один месяц? Пусть так. Но это будут четыре летние недели — достаточно, чтобы вспоминать всю оставшуюся жизнь. При этой мысли ей пришли на ум стихи поэтессы Виттории Колонна. После смерти Беатриче, когда Мария пришла в себя настолько, что уже могла сосредоточиться, она снова и снова перечитывала их, ища утешения в теме невозвратной потери.

Сейчас она вспомнила некоторые из этих стихотворений, особенно то, в котором Виттория говорит, что в самых первых любовных сражениях с Ферранте д’Авалос так пылко и самозабвенно отдавалась ему, что чувствовала: она никогда не сможет лечь в постель с другим мужчиной. Через год после их свадьбы Ферранте пустился в одну из многочисленных военных кампаний, которые занимали его до конца жизни, и Виттория видела его лишь урывками. Семь лет спустя он погиб смертью героя. Хотя Виттория была богата и еще молода, она больше не вышла замуж. Сонеты, которые она писала в оставшиеся двадцать два года своей жизни, были все посвящены Ферранте д’Авалос. Самый трогательный из них Мария знала наизусть:

Я живу на этой голой, одинокой скале, как птица в печали, что избегает зеленой ветки и чистой воды; и я отрываю себя от тех, кого люблю в этом мире, и от себя самой, дабы мысли мои спешили к нему — солнцу, которое я обожаю и которому поклоняюсь.

Сейчас Мария размышляла о том, что чувства печали и потери сделали Витторию такой великой поэтессой, а также о том, что жизнь этой женщины может стать для нее примером, когда ее бросит Фабрицио.

Стоя в лунном свете и наблюдая за дверью, Мария продолжала предаваться романтическим фантазиям относительно того, какое унылое будущее ее ждет. Потом она представила себе, как Фабрицио подкрадывается к ней сзади, касается губами ее шеи, как его рука скользит под ее лиф, как он кусает ее шею, поворачивая к себе. Она ощутила странное желание подраться с ним, сделать ему больно, заставить его страдать, исцарапать в кровь. Поскольку она больше не могла ему противиться, ей хотелось его наказать, Фабрицио не появлялся. В комнате снова наступила тишина, Другой поэт начал читать свои стихи. Она вернулась в комнату и села рядом с Антонией и лишь тогда взглянула на Фабрицио. Его не было. Он ушел.

Антония держала в руках бокал с мадерой для Марии и протянула его племяннице. Мария уселась с бокалом красного вина в руке, боясь отхлебнуть, чтобы не поперхнуться. Она попыталась сосредоточиться на поэзии, бесконечно скучной, все время испытывая желание вскочить, закричать, швырнуть свой бокал в лысеющего поэта, который так канючил о любви, что это наводило на мысль о парочке томно вздыхающих обезьян, танцующих медленный танец. Наконец-то Мария поняла, почему Карло в ярости швырялся разными предметами: это был верный способ немедленно положить конец невыносимой глупости.

А каково же место Карло во всем этом? В последние две недели она столько раз задавала себе этот вопрос, что, как слово, повторяемое снова и снова, он утратил смысл. Внезапно бокал с вином выскользнул из рук Марии, и его содержимое вылилось на ее белое платье, прежде чем с глухим стуком бокал упал на толстый ковер. Антония в ужасе смотрела на большое красное пятно. Схватив племянницу за руку, она потащила ее из комнаты.

Антония устроила большую суматоху вокруг белого платья Марии, а две служанки опытной рукой замыли пятно и промокнули платье. Теперь Мария стояла перед камином в гостиной дона Гарсия, наблюдая, как пятно высыхает, приобретая едва заметный оттенок пергамента.

— Давай сейчас уедем, — сказала Мария.

— Всего десять минут, моя дорогая. Еще десять минут. Немыслимо, чтобы ты, приехав сюда, хоть чуточку не прогулялась по чудесному саду дона Гарсия. Он страшно обидится, если такая красавица не проявит интереса, и непременно вообразит, что ты пренебрегаешь его садом. Ведь я говорила ему, как хорошо ты разбираешься в таких вещах благодаря увлеченности Карло модными садами. Правда, я уверена, что сад дона Гарсия не такой модный, как в Джезуальдо. В конце концов, начало было положено пятьдесят лет назад, а это значит, что у деревьев было время вырасти и достичь поразительной высоты. Ты не можешь так поступить со своей тетей. Это немыслимо. Послушай, они уже заканчивают. Дон Гарсия в любую минуту присоединится к нам, и мы сразу же прогуляемся по саду. Конечно, ты расстроилась из-за своего испорченного платья. Почему бы тебе не заказать в точности такое…

— Я не расстроена, тетя. Я просто хочу уехать домой.

— Но ты же не можешь, и скоро все кончится. Жди здесь. Я вернусь через минуту.

Через двадцать минут они гуляли втроем по саду дона Гарсия, одному из самых прекрасных в Неаполе. Он был разбит в стиле Возрождения. При серебряном свете луны сад был действительно призрачно красив. Бледные мраморные статуи вырисовывались на фоне высоких черных кипарисов. Они прохаживались по геометрически расположенным дорожкам, окаймленным цветниками, и тишину нарушал лишь плеск фонтанов. Затем они направились в сторону залива, под крутую гору, где в конце лабиринта дорожек стоял восьмиугольный летний домик с куполообразной крышей. Антония восхваляла это новое здание, настаивая, чтобы они зашли внутрь и осмотрели купол.

Дон Гарсия открыл дверь, сказав, что подождет их снаружи, и они вошли в большую летнюю гостиную.

— Мы можем зажечь свечи, если хочешь, — предложила Антония, — но это вряд ли потребуется. — Лунный свет просачивался сверху, через купол. — Садись, моя дорогая, и посмотри на этот купол. Разве он не изумителен? Можно подумать, что ты в раю. Пробудь здесь немного и отдохни. Ты кажешься немного напряженной. На прошлой неделе я провела здесь несколько часов. Я выйду на минутку. Дон Гарсия обещал распорядиться, чтобы срезали несколько отростков этих старых римских роз и послали моему садовнику. У них чудесный аромат, как у ванили. Останься здесь и помечтай. Чем дольше ты смотришь на купол, тем больше чудес видишь.