Читать книгу "Две тайны аптекаря - Ирина Трофимова"

— Ну, он же не очень престарелый… — протянула нимфа, но тут же сообразила, что говорит что-то не то. — То есть, конечно, ты прав, помидорчик, он просто ужасный! Но просто ты отказался покупать ту квартирку, а он пообещал. Он сказал, что скоро он будет очень богатым.

В голове у Лунца снова загудели колоколом слова Шклярского. Он готов был отравить его еще раз. Она действительно во всём видела только деньги, а он везде видел только ее. Господи, ну почему он влюбился в такую дурочку? Как можно было быть такой глупой и так любить деньги? Она же никогда ни в чем не нуждалась и росла в приличной семье. Откуда в ней оказалась эта материальная страсть?

— Помидорчик? — нимфа заволновалась, потому что он неожиданно замолчал.

— А как ты его называла? — вдруг спросил господин Лунц. — Он тоже был «помидорчик»?

— Нет, — бойко ответила нимфа с присущей ей наивной честностью. — Перчик.

«Господи, — простонал про себя господин Лунц. — Как я мог оказаться в этом салате?»

Но какие бы глупости она ни говорила, как бы гадко себя ни вела и как сильно бы ни обижала его, она делала с ним что-то такое, от чего расправлялись плечи, отрастали кудри, которые тут же начинал развевать налетевший весенний ветер, и господин Лунц снова чувствовал себя молодым, стремительным и влюбленным. От трогательных ноток ее голоса становилось легче дышать, и исчезали лишние килограммы, и сил становилось столько, что можно было сворачивать любые горы. И снова открывались двери в волшебную страну, а оттуда опять веяло долгожданным счастьем.

— Ты хотя бы скучала по мне? — спросил директор музея.

— Конечно! И сильно-пресильно!

— А почему ты по мне скучала? — спросил он снова.

— Потому что ты мой сладкий помидорчик! — замурлыкала нимфа, и господин Лунц растаял.

И перестал себя сдерживать, и начал рассказывать ей, как сильно он скучал, и как ему не хватало ее, и как ему снились ее глаза, ее светлые волосы и маленькие ладошки. Он говорил и говорил о том, как мечтал поскорей с ней увидеться и увезти ее туда, где их никто не найдет, и что он сделает для нее всё, что она пожелает. Потому что она — его счастье, его воздух, его солнце и вся его жизнь. Потому что он любит ее, он так ее любит…

Он говорил и говорил и не мог остановиться, потому что так долго заставлял себя молчать, и копил все слова и все чувства. А сейчас они хлынули наружу, и господин Лунц никак не мог с ними справиться. Он так увлекся, что не заметил, как в кабинет вошла Артемида с подносом. Она подошла ближе и остановилась. А директор музея изящных искусств всё говорил и говорил и ничего не видел и не слышал. Никогда он не чувствовал себя таким счастливым! Артемида постояла так несколько минут, потом аккуратно поставила поднос на старинный овальный стол и взяла в руки тяжелое бронзовое пресс-папье в виде головы слона. Впоследствии она так и не смогла вспомнить, что случилось с ней в тот момент. Но вся ее любовь, все нерастраченные силы, которые она копила в своем долгом ожидании, вдруг превратились в огненный шар, который взорвался внутри нее, ослепил и лишил ее слуха и разума. Высокая статная Артемида размахнулась всей своей мощью и обрушила бронзовую голову слона прямо на лысину господина Лунца.

Часть тридцать седьмая

После внезапного нападения на меня музейного директора я долго приходила в себя на скамейке в центре главного зала, потому что попросту не могла идти. Это было так неожиданно и страшно, что у меня сбилось дыхание, а в глазах троилось. Как только директор отпустил меня, ко мне тут же подбежала смотрительница, которая решила, что мне стало плохо, а заботливый начальник просто вовремя подоспел мне на помощь.

— Что с вами, милочка? — застрекотала она. — Вам нехорошо? Ой, какая вы бледная. Хорошо еще, что господин Лунц оказался рядом и поддержал вас, я видела, схватил, за что успел, — за воротник вас удержал. Ну, хоть так, главное — не расшиблись. Вам лучше?

Я кое-как кивнула.

— Пойдемте, отведу вас на лавочку, — бойко предложила она и вцепилась мне в локоть костлявыми пальцами. — Вот директор у нас — золотой человек всё-таки. Надо же, увидел вас, сразу понял, что помощь нужна, и прямо помчался к вам, и через веревки перепрыгнул даже. Никогда не видела, чтобы он так мчался. Вы что, в обморок хотели падать?

— Не хотела, — просипела я и стала лихорадочно расстегивать пуговицы, потому что мне казалось, что воротник продолжает меня душить.

— Что это с вами? — не унималась смотрительница. — Вы не в положении? А господин Лунц молодец, как он к вам подоспел. Какой хороший человек, и премию нам всем в прошлом месяце выдал, и отпуск у меня в этом году летом будет, на дачу поеду. У вас есть дача-то?

Она усадила меня на скамейку, а сама пристроилась рядом. Я покачала головой.

— Вот от этого у вас и бледность, и обмороки, — резюмировала смотрительница. — Вам бы на воздухе чаще бывать, особенно если вы в положении, а вы всё тут краской дышите в вашей реставраторской.

Я не слышала почти ничего из того, что она говорила, и была не в состоянии хоть как-то реагировать на ее реплики. На мое счастье, в зале появилась ее напарница, и она поспешила к ней делиться новостями, разумеется, о том, как меня на глазах у публики спасал благородный и отзывчивый господин Лунц. Напарница явно впечатлилась — она закрывала рот ладошкой и старательно качала головой то ли с осуждением, то ли с сочувствием.

Я отвернулась от них, достала из сумки телефон и отправила сообщение Марку. Но оно так и не дошло до адресата, видимо, телефон у него по-прежнему был выключен. Тогда я всё-таки заставила себя подняться со скамейки, вышла из здания музея, села во дворе на лавочку под разлапистой елью и набрала номер Марты:

— Всё в порядке? — сказала она вместо «привет».

Видимо, мои злоключения уже приучили моих друзей к тому, что я могу звонить им только с плохими новостями.

— На меня напал Лунц, — сказала я.

— Ты серьезно? Или с тобой опять что-то стряслось, а ты думаешь на него?

— Я не думаю, — сказала я. — Он действительно на меня напал. Сам. И в прямом смысле.

— В темном переулке? Ночью?

— Среди бела дня. В музее.

— Подожди, — сказала Марта. — Как он мог на тебя напасть? Тем более в музее? Мы вообще говорим об одном и том же человеке? Толстый, лысый, милый Лунц?

— Толстый, лысый — да, — сказала я. — А по поводу милого мы сильно заблуждались.

— Давай подробности, — потребовала Марта.

— Я пришла посмотреть на картину. Я же рассказывала тебе, что когда в последний раз ездила к Аптекарю, у него уже оказалась копия. Так вот, я пришла посмотреть, что же теперь висит в музее.

— И что?

— В музее висит подлинник.

— Мир таков, каким он должен быть, — сделала вывод Марта. — И что было дальше?