Читать книгу "По ее следам - Т. Р. Ричмонд"

Все стихло, на улице ни одной машины. Я удержалась. Не позвонила, не написала. Стиснула зубы, включила ноутбук и принялась печатать. Попробуем обрисовать ситуацию заголовками, как в желтой прессе. Люк часто использовал этот трюк.

«Девушка выбросила из окна рождественскую елку».

«Девушку охватила привычная отстраненность, будто ее уносило течением».

«Девушка думала, куда исчез ее старый друг лис».

Я не дам ему испортить Рождество. С таким нетерпением ждала праздника, хотелось навестить родных, отведать маминой стряпни, побыть немножко «тетей Алисой». Подростком я мечтала вырваться из этого пригородного болотца, а теперь меня непреодолимо тянет обратно, особенно когда нервы на пределе – домой, домой. В детскую спальню, где мы с Мег проводили долгие воскресные дни, полные ленивой неги; туда, где носились велосипеды и пахло барбекю, где кто-то неумело и фальшиво играл на флейте, где перед компьютерными экранами виднелись силуэты людей; где по вечерам на кухнях собирались семьи, а по утрам на крылечках и мокрых лужайках сидели окрестные коты, дожидаясь, пока их впустят в дом; и малышня, играющая под окнами, звала «Ма-а-ам!» настойчиво и нежно. Что теперь скажут мама с папой? Им нравится Люк. Но они не знают, какой он на самом деле: ленивый, нерешительный, по-мальчишески беззащитный и вспыльчивый. Ах да, новый пункт в этом списке – он патологически неспособен сохранять верность.

Алиса, какая же ты дурочка. Тебя так легко обвести вокруг пальца.

– Мразь! – крикнула я. Стоило на пару минут перестать печатать, как на экране появилась заставка: Люк в солнечных очках, снят с нижнего ракурса. Я вскипела от бешенства: и здесь он! Удалить.

Через некоторое время я перестала читать его сообщения. Прокручивала до самого конца и нажимала красный крестик.

Неужели все закончилось? Полтора года. Греческий ресторанчик на Дин-стрит. Приятель его друга. Одна-единственная фраза от незнакомого человека, которого я вряд ли увижу снова.

Поклялась себе, что не буду ему звонить, не буду писать, не буду плакать и не позволю ЭТОМУ захватить меня снова.

Мне даже удалось выполнить первые два пункта.

Надо печатать дальше. Только подумайте, какая ирония – только что удалила все фотографии Люка и вот, пожалуйста, заполняю ноутбук мыслями о нем. Однако останавливаться сейчас никак нельзя, хотя руки кажутся тяжелыми и непослушными – бледные, бесформенные конечности.

Клише. Сплошные клише.

«Двадцатипятилетняя девушка ненавидит себя. Но Люка Эддисона она ненавидит больше».

На улице тихо, на дороге ни одной машины. Я не звоню ему. И не пишу.

Бью по клавишам неповоротливыми пальцами, и мои сумбурные отрывочные мысли превращаются в черные буквы на экране. Комната кружится, хотя я трезва. Что ж, напиться – это недолго.

Пиши, Алиса, пиши… не останавливайся.

Надо думать о хорошем. Впереди Рождество. А потом февраль и встреча выпускников в Саутгемптоне. Значит, вот каково это – быть несчастной? Так и буду тянуть до тридцати, отчаянно цепляясь за важные даты?

Сообщение от Бена. «Вааааау, какие люди! Когда встретимся?»

Еще девчонкой я часто воображала себе любовные драмы, будучи уверенной, что без них невозможно стать настоящей женщиной. Даже сочиняла стихи, переполненные возвышенной чушью. Реальность оказалась совсем другой: разрываешься между ненавистью и любовью и увязаешь в мелочах – надо ли отключать телефон, что говорить коллегам, если они спросят про Люка, и что делать с билетами в театр «Глобус» на следующий четверг?

Люк Эддисон – лжец.

Новое слово дня. Лжец. Сволочь. Или Прага. Предательство. Или наивность. Огромный выбор.

Пожалуй, я на время перестану вести дневник.

Лучше бы он умер. Лучше бы я умерла.

Мег так и не перезвонила.

«Буду в твоих краях в начале февраля. Целую!» – написала я Бену. Вот и новый кавалер нашелся. Секундное удовлетворение от этой мысли быстро увяло от легкого чувства вины.

За окном было совсем тихо – так тихо, как бывает в городе ночью. «Здравствуйте, старые друзья!» – сказала я вслух, приветствуя ночь, тишину и усталость, давившую на веки. Записывать это не было сил.

Вот последняя строчка на сегодня:

«Если я не переживу разрыва, Люк об этом пожалеет».

* * *

Письмо, отправленное профессором Джереми Куком, 7 сентября 2012 г.

Ларри!

Я сделал открытие – не во сне и не в пылу работы посреди ночи. Ни грома, ни молний, ни хора небесных ангелов над головой. И обстановка была обыкновенная, никакого величия: просто выгуливал собаку в парке. Мое грандиозное прозрение случилось в весьма прозаических обстоятельствах. Убийство.

Видишь ли, теперь я знаю, что случилось с Алисой. Неожиданный, ошеломительный прорыв. Полагаю, именно это ты испытал, когда наткнулся (ох, извините, сэр, я не хотел умалить ваши заслуги: ваше открытие было основано на тщательных многолетних исследованиях!) на теорему Гутенберга. Просто вспышка вдохновения – и прости, что использую это слово по отношению к собственной скромной персоне. Вряд ли я снова достигну таких же высот.

«Не может быть, – думал я. – Не может такого быть!» Но в этом и состоит задача ученого, так ведь, Ларри? Принимать во внимание невозможное. Хотя бы в рамках теории выдвинуть постулат: а что, если?..

Стоит идее появиться на свет, как инициативу перехватывает воображение. Все факты рассматриваются под определенным углом. Будто падает цепочка домино. Открывается множество новых возможностей. Как после анализа генома человека – ведь теперь мы можем даже определять предрасположенность к заболеваниям. Для меня этот чудесный прорыв произошел слишком поздно, а для потомков он станет огромным толчком вперед.

Конечно, в наши дни чуть ли не каждый считает себя детективом-любителем, но даже непрофессионалу понятно, что полиция подошла к делу неправильно. Когда ищешь в комнате какой-то определенный предмет, на все остальное уже не обращаешь внимания. Следователи придерживаются логичной, убедительной схемы – выдвигают теории и по очереди их проверяют. Но чтобы этот метод сработал, хотя бы одна из догадок должна быть верна. Нет, здесь нужен научный подход, надо взглянуть на ситуацию под самым неожиданным углом.

Мы обсуждали текущую работу, новые этапы в «исследовании Алисы», и мой собеседник допустил ошибку. Одно-единственное неосторожное высказывание – и туман рассеялся, я все понял. «Мы можем воссоздать Алису такой, какой захотим, – беспечно заявил мне этот человек. – Мы можем заново восстановить ее и обрести себя».

Ларри, мне сразу же захотелось написать тебе письмо, но работа прежде всего. Гипотезы, не подготовленные должным образом, легко рушатся – это я знаю по собственному опыту. Нужно собрать доказательства, сформулировать аргументы, чтобы никто не смог ее оспорить. Я уверен в своей правоте. Как часто бывает с самыми запутанными проблемами, решение лежит у поверхности.