Читать книгу "Селфи на фоне санкций - Анна Пейчева"

После переодевания меня вновь усадили в красное кресло и за меня взялась сама Элеонора. Ассистенты разложили на столике горы запрещенной в Петербурге иностранной косметики. В основном американской фирмы, специализирующейся на телевизионном гриме.

Под восхищенными взглядами свиты Элеонора черным карандашом обвела мне глаза – пожалуй, даже Клеопатра позавидовала бы таким стрелкам. Потом воскликнула:

– А губы-то у вас какие тонкие! Ох уж мне эта питерская интеллигенция! Сейчас попробую дорисовать объём, но вы же понимаете, Алекса, вам придется их заполнить коллагеном, и в самое ближайшее время!

– Что, с такими губами на канале "Мужской характер" тоже делать нечего? – саркастически вопросила я.

– Совершенно верно, – серьезно ответила Элеонора, нанося мне на губы такое количество жирной помады, что ее с лихвой хватило бы на покраску всего моего дачного дома – как снаружи, так и внутри. – И с зубами тоже потом нужно что-то делать, вы же понимаете, Алекса. Запишитесь к стоматологу, пусть вам вырвут два передних зуба и заменят новенькими, ровными.

Последний этап моего преображения проходил на первом этаже здания. "Останкино" – это, по сути, целый город: с продуктовыми магазинами, аптеками, соляриями ("не забудьте завтра перед трактом сюда заглянуть, Алекса! минут пятнадцать вам нужно под лампами постоять!"), сувенирными киосками, кафешками, салонами красоты, банкоматами, цветочными ларьками, бутиками с одеждой и обувью. Телевизионщики могли потратить всю свою зарплату, не выходя за пределы "Останкино".

Элеонора отвела меня в один из салонов красоты к маникюрше, дала ей указания и ушла, предварительно обменявшись со мной телефонами. Моя поцарапанная "раскладушка", которую я достала, чтобы записать ее номер, вызвала у нее искреннее недоумение.

– Неужели такими еще кто-то пользуется? – отправила она риторический вопрос в пространство и удалилась.

Маникюрша спросила:

– Что вы делали этими руками? Они жесткие как наждачка, все в мозолях!

– Многое, многое делала, – сказала я с ностальгией и перед внутренним взором явился мой сказочный домик. – Но больше, наверное, ничего сделать не удастся.

Маникюрша вела себя довольно странно: то и дело просила меня засунуть руку в небольшую коробочку с ультрафиолетовыми лампами. Может, сейчас мода такая – загорелые руки?

Когда она заявила "готово", я стала яростно дуть на ярко-красные ногти.

– Что вы делаете? – с недоумением спросила она. Вот бестолковая!

– Ускоряю процесс высыхания лака, а то смажутся ведь сейчас, – объяснила я ей снисходительно.

– Да это же "Шеллак", – маникюрша посмотрела на меня как на умалишенную. – Он уже затвердел под воздействием ультрафиолета, можете проверить.

Я аккуратно прикоснулась к ногтю, затем постучала по нему. И правда – покрытие ничем не отличалось от крепкой пластмассы.

На обратном пути в гримерную я забежала в туалет. Где наткнулась на целую стайку тетенек с фиолетовыми волосами. Они возбужденно обсуждали народные рецепты лечения радикулита, только что услышанные на записи одной из программ. При моем появлении бабки притихли. Я было подумала, что они опять начнут на меня наезжать. Но в новом образе – с развевающимися черными волосами, накрашенными губами и в летней одежде – меня было не узнать. Тетки, посовещавшись между собой громким шепотом, решили, что я какая-то знаменитость и без очереди пропустили в туалет.

Что за подобострастное отношение к звездам, думала я, ковыляя по бескрайнему коридору в туфлях на платформе, которые мне выдала Элеонора, и чувствуя, как отвыкшие от каблуков икры начинают гореть огнем. Нужно же иметь хоть какое-то самоуважение, осуждала я их, заходя в лифт (даже один лестничный пролет представлялся мне непреодолимым).

И вдруг лифт заполнился тяжёлым ароматом классических французских духов – этот запах ни с чем не спутаешь. В кабину зашла Екатерина Андреева. Ведущая главной программы новостей! Собственной персоной! Боже! Что же делать, что делать? Сама Катя Андреева стоит рядом со мной! Она выглядела совсем как на экране – убранные в кичку волосы, боковой пробор, толстые черные брови и круглые, как у совы, глаза.

Двери лифта закрылись, кабина тронулась, и я, боясь упустить случай пообщаться со знаменитостью (папе расскажу!), открыла рот и сказала первое, что пришло мне в голову:

– Екатерина, скажите, пожалуйста, а откуда вы берете ваши новости?

Катя покосилась в мою сторону и ничего не ответила. Я как ошпаренная выскочила на втором этаже из лифта, не в силах поверить, что задала самой известной ведущей в стране самый дебильный вопрос из всех возможных. Даже вопрос "а вы когда-нибудь делали пластическую операцию?" был бы и то уместнее.

Ругая себя последними словами, я опустила голову и едва не врезалась в группу мужчин, стремительно идущих по коридору мне навстречу. Недовольно на меня посмотрев, Иван Ургант – необычайно высокий, с фирменной щетиной, в дорогой рубашке навыпуск – продолжил движение, на ходу диктуя шутку своим помощникам: "Откуда эта кровь? Она вены резала? – Нет, руки брила". Помощники с готовностью засмеялись, незаметно отодвигая меня железными плечами к стенке.

Вот тебе и встреча с Ургантом, уныло подвела я итог, заходя в гримерный зал. Судьбоносной она точно не стала. Папа вряд ли будет доволен.

– Алекса, улыбку пошире! Фотограф уже здесь!

Элеонора подтащила меня к двум суетливым молодым людям, настраивающим оборудование в затянутом белой тканью углу. Звучали знакомые мне как телевизионщику слова: рефлекторы, температура съемки, пробные снимки, баланс. Один из парней нацелил на меня объектив.

– Ведите себя естественно.

Сложно вести себя естественно, когда в глаза светит прожектор, на тебя пялится вся свита Элеоноры, сама Элеонора презрительно кривит губы, а ты не знаешь, куда девать руки и ноги. Мой многолетний опыт работы перед телекамерой был здесь совершенно бесполезен. Изольда чувствовала бы себя в такой ситуации органично. Кейли Куоко тоже. Я – нет.

Но всему приходит конец, в том числе и испытанию профессиональным фотоаппаратом. Спустя час я получила разрешение переодеться и пойти домой.

Еще со вчерашнего вечера я забронировала себе номер в ближайшем к "Останкино" отеле, которым, по сведениям Яндекс.Карт, оказалась насквозь советская и при этом жутко дорогая гостиница на проспекте Мира.

Наскоро перекусив в лобби-баре, около десяти вечера я швырнула опротивевший чемодан с инструментами на пол своего номера на двадцать третьем этаже и обессиленно упала в кресло. Сверху открывался потрясающий вид. Многомиллионный мегаполис переливался всеми огнями. Останкинская башня, символ победы телевизионной пропаганды над здравым смыслом, магнитом притягивала взоры. Даже в такое позднее время проспект Мира был забит машинами. То и дело выли сирены – то ли скорой помощи, то ли спешащих в ресторан чиновников. Небоскребы "Москва-Сити" врезались в ночное небо, потеснив тусклые звезды. Город был чужим и агрессивным. Стану ли я здесь когда-нибудь своей?