Читать книгу "Битва у Варяжских столпов - Михаил Серяков"

Секрет совершенно непонятной на первый взгляд «непотоплямости» норманизма заключается в том, что он является не просто научной гипотезой, а идеологической концепцией, из которой следуют совершенно однозначные политические выводы. Принятие же этой концепции в конечном итоге становится результатом духовно-нравственного выбора того или иного отечественного ученого. О причинах, побудивших их к этому, мы можем только догадываться. Естественно, было бы явным упрощением стричь всех норманистов, в числе которых были и видные ученые, под одну гребенку. Одни из них искренне заблуждались, другие предпочитали плыть по течению и, полагаясь на авторитеты, не утруждали себя самостоятельным поиском истины. Кто-то становился норманистом из конъюнктурных соображений, а кто-то давал выход своей русофобии и преклонению перед Западом. Но, в независимости от субъективных причин, по которым те или иные ученые становились норманистами, объективно эта гипотеза играла и продолжает играть совершенно однозначную роль. Еще один из активных провозвестников норманизма А.Л. Шлецер утверждал: «Дикие, грубые, рассеянные славяне начали делаться людьми только благодаря посредству германцев, которым назначено было судьбою рассеять в северо-западном и северо-восточном мире семена просвещения. Кто знает, сколь долго пробыли бы русские славяне в блаженной для получеловека бесчувственности, если бы не были возбуждены от этой бесчувственности нападением норманнов»{641}. Вся русская история начинается для А.Л. Шлецера с пришествия Рюрика, который в его представлении естественно был норманном. Все эти рассуждения были с готовностью подхвачены туземными норманистами, и в 1837 г. Сергей Александрович Гедеонов (не путать с его однофамильцем Степаном Александровичем Гедеоновым, выдающимся антинорманистом!) яркими красками рисовал господство скандинавов над славянскими рабами, убеждая, что «война и дань, средства, которыми действовали норманны во всех покоренных ими землях, полагая пределы своеволию славянских дикарей, были первыми шагами к образованию гражданскому», благодаря чему «воинственный гений норманнов одушевил их новою жизнью, и повел быстрыми шагами по стезе просвещения»{642}. Хоть сами скандинавские саги показывают, какое просвещение и «образование гражданское» несли другим народам на своих драккарах викинги, на это маленькое противоречие не обращали никакого внимания туземные норманисты, выдрессированные с петровских времен в рабском преклонении перед всем западным. В полном соответствии с ними находятся и утверждения Гитлера в «Майн кампф»: «Организация русского государственного образования не была результатом государственно-политических способностей славянства в России; напротив, это дивный пример того, как германский элемент проявляет в низшей расе свое умение создавать государство». Его помощник Гиммлер из идей своего фюрера делал уже конкретные практические выводы: «Этот низкопробный людской сброд, славяне, сегодня столь же неспособны поддерживать порядок, как не были способны много столетий назад, когда эти люди призывали варягов, когда они приглашали Рюриков»{643}. Плачевный конец этих создателей предыдущего «нового порядка», попробовавших водворить его в нашей стране, общеизвестен. Несмотря на разделяющие приведенные цитаты столетия, легко заметить их преемственность, причем славяне-«получеловеки» А.Л. Шлецера закономерно превратились в недочеловеков у Гитлера и его приспешников.

Кто-то может возразить, что эти примеры являются крайними, а по запятнавшим себя геноцидом деятелям национал-социализма нельзя судить о норманизме в целом, которому подобные крайности несвойственны. Да, подобных крайних практических выводов из своих взглядов большинство норманистов не делало, однако эти выводы в большей или меньшей степени закономерно проистекают из их гипотезы, которая дает для этого все необходимые «аргументы». Возьмем для примера русского ученого, которого, в отличие от руководителей нацистской Германии, вроде нет оснований подозревать в ненависти к собственному народу. Уже упоминавшийся А.А. Шахматов, считавший скандинавами как русов, так и варягов нашей летописи, пишет: «На севере, где варяги являлись с характером данщиков и насильников, где племенной быт славян и финнов не давал им случая выступить в качестве активной государственной силы, имя Русь оставалось этнографическим обозначением варягов. Оно не распространялось на покоренные варягами племена и области и исчезло поэтому вместе с изгнанием варягов… На юге появление варягов в городах меняет весь строй жизни этих городов и тянувшихся к ним волостей: города возвышаются до значения политических центров, в них скапливаются значительные военные силы. На берегах Днепра закладываются основания для славянского государства: элементы для создания здесь государства были давно налицо; их подготовил, как мы говорили, городской быт, развивавшийся под влиянием Византии и ее крымских колоний, подготовила вековая цивилизация, издавна существовавшая на берегах Черного моря: сначала иранцы, потом греки, позже римляне, наконец, готы, а в последнее время самое культурное из тюркских племен — хазары являлись носителями высших форм быта, как будто противополагая их всесокрушающему потоку диких варваров, искони веков проходивших через Южную Россию. Недоставало только силы, которая соединила бы и оживила все эти элементы культуры и цивилизации. Сила эта явилась в лице Руси, именем которой назвалось и созданное ими государство и покоренные ими племена»{644}. Эта длинная цитата потребовалась, чтобы дать возможность этому видному представителю норманизма самому изложить свои взгляды. Итак, согласно его представлениям, для создания «славянского государства» потребовалась «активная государственная сила» в лице скандинавов, которая «соединила и оживила» все уже наличествующие на юге «элементы культуры и цивилизации». К их числу А.А. Шахматов относит не только греков, римлян и Византию, но и не имевших собственной развитой государственности скифов и готов, а также хазар, о которых летопись сообщает, что они взимали дань, а отнюдь не занимались распространением среди подвластных племен культуры и цивилизации. Читатель уже обратил внимание, что в этом обширном перечне нет только одного народа — самих славян ни в качестве носителей культуры и цивилизации, ни в качестве силы, участвующей в создании собственного государства. По мысли норманиста, множество ближних и дальних народов внесло свой благодетельный вклад в создание Древнерусского государства, но только не сами славяне, составлявшие в нем явное большинство. Их как бы и нет, а если они и появляются на страницах его исследования, то только как объект эксплуатации. Как видим, в этом вопросе взгляды этого респектабельного ученого не так уж сильно отличаются от того, что утверждали впоследствии Гитлер с Гиммлером. Славянское государство, а Древняя Русь была безусловно славянским государством, создано без славян? Парадокс. Однако именно таким же парадоксом грешат и многие другие труды западных норманистов. Советских ученых неизменно возмущало то обстоятельство, что на страницах этих трудов скандинавы и хазары действуют на просторах Восточной Европы почти как в безвоздушном пространстве, а славяне отсутствуют в эпоху, предшествующую созданию государства. Однако эта особенность является не только стремлением принизить роль славян в создании Древнерусского государства, приписав ее кому-нибудь другому, но и отражением подсознательного желания того, чтобы русских вообще не существовало на Земле. Западных «специалистов» понять можно: свое потаенное желание, чтобы славяне исчезли, любезно освободив занимаемое ими место под солнцем для более цивилизованных народов, они просто проецировали в прошлое. Гораздо сложнее понять туземных норманистов. Интересно, понимал ли А.А. Шахматов, что фактически означали его построения, или норманистские догмы настолько пропитали его сознание, что он выдавал их не задумываясь?