Читать книгу "Радость, гадость и обед - Хел Херцог"

«Разумеется, за запрет эксперимента», — ответил он.

«А тебе не кажется парадоксом то, что многое из того, что нам известно об умственных способностях животных, было получено в результате исследований, которые были бы запрещены, добейся ты своего и запрети эксперименты на выловленных диких животных?» — спросил я.

Джонатан был готов к этому вопросу. Видимо, его часто спрашивают о чем-то подобном, когда он отвечает на вопросы после лекций в университетских кампусах. Наверняка найдется умник, который встанет и скажет: «Доктор Балкомб, вы выступаете против опытов над животными, однако в своих доводах опираетесь именно на результаты этих опытов. Что за противоречие?»

Джонатан не видит в этом этической дилеммы.

«Я ненавижу подобные исследования, — отвечает он аудитории. — Будь моя воля, я запретил бы некоторые эксперименты, с помощью которых обычно доказываю, что у животных есть чувства. Однако факт остается фактом — опыты эти уже были поставлены, и да, они действительно проливают свет на вопросы сознания у животных. Потому я и впредь буду пользоваться подобными примерами».

Было очевидно, что Джонатан немало думал об этической дилемме, однако я был удивлен, когда он упомянул медицинские эксперименты нацистов. Дело было в том, что под влиянием размышления о болевом тесте на мышах я и сам задумался на ту же тему. Доктор Зигмунд Рашер, немецкий врач, на длительное время погружал узников Дахау в ледяную воду, чтобы проверить, сколько проживет пилот самолета, если ему придется сесть в студеном Северном море. Подопытные гибли десятками. Однако по ряду причин это исследование остается одним из лучших имеющихся источников данных о влиянии гипотермии на человеческий организм. Некоторые специалисты по медицинской этике считают, что, поскольку информация, полученная в ходе экспериментов в Дахау и Аушвице, уже никуда не денется, — пусть она и была получена неэтичным путем, — используя ее для спасения человеческих жизней, мы отдаем дань уважения погибшим. Некоторые другие специалисты считают, что эта информация сомнительна с моральной точки зрения, что она получена неправедным путем и потом) ни в коем случае не должна быть использована. Точно так же некоторые борцы за защиту животных считают, что результаты экспериментов над животными также получены неправедным путем. Например, принимать тестированные на животных лекарства, с их точки зрения, аморально.

Можно ли утверждать, что результаты макгилловского болевого эксперимента или, раз уж на то пошло, опыты по обучению языку пойманных в дикой природе шимпанзе и дельфинов также получены неправедным путем и не должны использоваться даже как средство борьбы против опытов над животными? Это вопрос явно не из тех, что не дают Джонатану спокойно спать по ночам. Когда разговор заходит о борьбе против опытов над животными, Джонатан признается, что в подобных случаях он неохотно, но все же становится прагматиком. «Для защиты животных я готов использовать любую информацию. Все, что только может помочь, — говорит он. Правда, потом добавляет: — В разумных пределах».

А вы готовы убить миллион мышей, чтобы найти лекарство от лихорадки денге?

В спорах об опытах над животными доводы бывают весьма расплывчаты. Я считаю, что приводящиеся в защиту опытов доводы убедительнее, нежели оправдания любых других способов использования животных человеком, в том числе и в качестве пищи. Многие с этим несогласны. Впрочем, опросы общественного мнения показывают, что среди американцев противников опытов над животными больше, чем противников охоты.

Недавно мы поспорили о морально-этическом статусе мышей с моей коллегой Линдой, профессором английского языка, в своих работах уделяющей много внимания вопросам неравенства и угнетения. Линда глубоко озабочена эксплуатацией как животных, так и беднейшего населения планеты, в особенности африканцев, живущих в бывших колониях. Еще подростком Линда стала бороться за защиту животных. И она, и ее муж — веганы. В свободное время она работает волонтером в приюте для сельскохозяйственных животных. Линда не носит кожаную одежду, терпеть не может зоопарки и цирки. Линда убеждена, что эксплуатация животных теснейшим образом связана с угнетением женщин, представителей различных меньшинств и «цветных».

«Жестокое обращение с животными — это фундамент угнетения», — говорит она мне.

С точки зрения Линды, такие занятия, как охота, выращивание пушного зверя и поедание мяса, являются несложными моральными дилеммами. Так делать нельзя — и точка. Но даже она не чувствует себя уверенно на зыбкой почве опытов над животными.

«Я не верю, что человек имеет право использовать другие живые существа ради собственной выгоды, — говорит она, но затем добавляет: — С другой стороны, я думаю, что некоторые исследования могли бы принести людям пользу».

«Можно я расспрошу подробнее?» — спрашиваю я.

«Конечно».

«Вот, допустим, фармацевтическая компания решит тратить меньше денег на рекламу препаратов для эрекции и больше — на исследования с целью изобретения лекарств от тропических заболеваний. Эти заболевания малоизучены, но от них страдает множество жителей развивающихся стран. Ты бы согласилась принести в жертву миллион мышей ради создания вакцины от лихорадки Денге? Между прочим, это одна из основных причин детской смертности в Тропической Африке».

Линда смотрит в пол.

После долгой паузы она говорит:

«Не знаю. Я не могу дать однозначного ответа».

«Почет?» — спрашиваю я.

«Ну, — отвечает она, — я не считаю, что жизнь человека ценнее жизни животного. Но… мыши?»

Терзания Линды по поводу выбора между спасением мышей и созданием вакцины, которая могла бы спасти миллионы маленьких африканцев, понять нетрудно. Ее вера в равенство всех живых существ столкнулась с ее же горячим желанием спасти людей, живущих за чертой бедности. А по-моему, все куда проще. Я бы преспокойно отдал миллион мышей ради возможности навсегда избавить мир от лихорадки. Ни на секунду бы не задумался.

Но миллион мышей за лекарство от облысения? Или за средство от эректильной дисфункции? Н-ну… это, пожалуй, нет.

9

Кошка в доме, корова в тарелке
Мы не ханжи, ханжи не мы?

Я говорю, что паук имеет такое же право на жизнь, что и цапля, и человек? Да. И не вижу никаких логических причин считать иначе.

Джоан Данейер

Уберите с лица эту самодовольную ухмылку. Один из главных уроков всех времен и культур заключается в том, что все мы ханжи и, порицая чужое ханжество, подпитываем тем самым свое собственное.

Джонатан Хайдт

Если вам доведется побывать в Сиэтле, обязательно зайдите на рынок Пайк-плейс. Десять миллионов посетителей круглый год толпятся у цветочных киосков, булочных, магазинов свежих продуктов, закупают изысканные сыры, конфеты, грибы, фрукты и салями. А самая лучшая часть этого рынка — рыбный отдел, где мужчины в резиновых сапогах и серых куртках с капюшонами швыряют огромных лососей килограммов по восемь через пять метров продавцу, тоже одетому в куртку. Зрители это зрелище обожают — смеются, фотографируют. Я сам все видел, и тоже смеялся, и фотографию сделал.