Читать книгу "Великий Чингис-хан. "Кара Господня" или "человек тысячелетия"? - Евгений Кычанов"

Чингис-хан был, безусловно, властолюбив. «Воля к власти, – пишет П. Рачневский, – преобладающая черта в характере Чингис-хана» [Рачневский, с. 140]. Хотя он во многом был обязан Ван-хану, это не помешало ему на пути к утверждению власти над Монголией погубить и улус Ван-хана, и его самого. Ван-хан, Чжамуха, Хучар не раз были его союзниками, но «мог ли он оставить их в живых, – задается вопросом П. Рачневский, – если видел в них соперников, вставших на пути его власти? Чингис полагал, что он всегда прав, призван к этому высшими силами» [там же, с. 141].

Эта убежденность как идеологическая основа монгольской державы стала как бы составной частью личности Чингис-хана; он был одержим этой верой, и, судя по всему, вполне искренне. Чингис верил или, точнее, с какого-то неясного для нас момента поверил, что власть над всем миром, именно над всем миром, дарована ему Вечным Небом. Все, кто не принимал эту доктрину, считались «булга ирген» – «мятежниками». Они выступали против социального порядка, установленного высшими силами. Война против «мятежников» была не только морально оправданной, но и необходимой. Хан получал от Вечного Неба силу – «кючу» и защиту – «ихе-экдэ». Благодать императора называлась «су», отсюда прилагательное «суту», «сутай» – «счастливый».

Многие исследователи не сомневаются в том, что идея ка-ганахана, избранного Небом или поставленного по воле Неба, испытала сильное влияние китайской концепции сына Неба. Чингис к концу жизни хорошо знал китайскую концепцию власти. Он, например, считал, что поражение Цзинь в войне с ним было предопределено Небом, покаравшим цзиньских государей за дурное поведение. Чан Чунь, объясняя свое учение Чингис-хану в 1222 г., говорил, что государи – это небесные существа, направленные Небом жить среди людей, и им предназначено вернуться на Небо. Елюй Чуцай, вручая в 1222 г. Чингис-хану составленный им календарь для монгольского государства, развивал идею о том, что только благодаря воле Неба Чингис-хан завоевал империю, столь великое дело не могло быть совершено силами обыкновенного человека. Почти все исследователи сходятся в том, что Чингис-хан уверовал в свое право завоевать Поднебесную, т. е. весь доступный и известный ему мир[53].

Его потомки и старались выполнить эту задачу. По мнению П. Рачневского, монгольская доктрина универсальной монархии отличалась от китайской тем, что целью китайской было подчинение покоренных китайской культуре, целью же монгольской – только завоевание. Можно согласиться с П. Рачневским и в том, что Чингис-хан не был врагом культуры вообще, его отличал сугубо практический подход к достижениям культуры. Он ценил письменность и ввел ее для нужд государства, так же как ремесло и продукты ремесла. Безжалостно уничтожалось лишь то, что в тот момент он и его окружение признавали для себя бесполезным. И многое в культуре народов было погублено безвозвратно.

Джувейни писал: «Всевышний отличил Чингис-хана умом и рассудком». Безусловно, Чингис-хан был не только кровавый завоеватель, но и выдающийся государственный деятель. Он создал монгольское государство, использовав традиционные для Центральной Азии формы и придав им определенный монгольский колорит. Он заимствовал все, что счел нужным, от соседей. Гонцы и правители с пайц-зой, ямская служба, строгое административное деление и прикрепление населения к месту работы и месту жительства – все это было введено при Чингис-хане. Яса гласила: «Никто да не уходит из своей тысячи, сотни или десятка, где он был сосчитан. Иначе да будет казнен он сам и начальник той (другой) части, который его принял» [О составе Великой Ясы, с. 54]. Гвардия и рекрутируемые из гвардии чиновники центрального аппарата управления великолепно справлялись со своими обязанностями. Возможно, никогда ни до ни после кочевые формы государственности не были так отточены, так совершенны, как в улусе Чингис-хана. Он если не создал лично, то освятил своим именем Ясу, которую Г.В. Вернадский, ее исследователь, считал «не кодифицированием норм обычного права», а «созданием новых норм права в соответствии с нуждами новой империи» [там же, с. 33].

«Положил он для каждого обстоятельства правило и для каждой вины установил кару, а как у племен татарских не было письма, повелел он, чтобы люди из уйгуров научили письму монгольских детей и те ясу и приказы записали они на свитки, и называются они Великой книгой Ясы. Лежит она в казне доверенных царевичей, и в какое время станет хан на трон садиться, или посадит на конь войско великое, или соберутся царевичи и станут советоваться о делах царства и их устроении – те свитки приносят и по ним кладут основу дел; построение ли войска или разрушение стран и городов по тому порядку выполняют» [там же, с. 49].

Чингис-хан был шаманист, он верил в колдовство, гадания, приметы. Он соприкасался с мировыми религиями – христианством, исламом, буддизмом, видимо, выслушал основы даосизма, но судя по всему, никакого особого интереса ни к одной из этих религий не проявил. Его вера, комплекс тех верований, который был присущ монголам его эпохи, можно условно назвать тэнгризмом, в широком смысле – поклонением Небу как верховному божеству и творцу всего сущего. Это был глубоко азиатский культ, присущий древним китайцам, тибетцам, всем кочевым государствам – предшественникам империи Чингис-хана. Культ Неба предполагал и культ Земли, но земля играла подчиненную роль. Во всяком случае, в эпоху Чингис-хана больше апеллировали к Небу, чем к Земле. Наличие «своей веры» делало Чингис-хана и его подданных – монголов достаточно безразличными к другим религиям. Отсюда веротерпимость монголов, в чем-то способствовавшая их воинским успехам.