Читать книгу "Тростниковая птичка - Ольга Смайлер"

— Керима Мехди, — пояснила Юстимия, выключая проектор. — Тогда еще не Мать Прародительница. Она любила пошутить, называя лаборатории "Моими Храмами Науки". Правда, за время изоляции, шутка перестала быть смешной.

— И она решила стать местным божеством? — мне действительно было интересно.

— Видишь ли, Соня, — Юстимия улыбалась грустно и немного устало, — Керима была в первую очередь учёным, исследователем. Административная деятельность её мало волновала. Да её, по большому счету, вообще мало что волновало, кроме её работы. Когда появились люди, которые были готовы взвалить на себя решение "этих скучных бытовых вопросов" — она вздохнула с облегчением, передала полномочия, и занялась любимым делом. "Делайте, что хотите, главное — не мешайте работать", — в этом была вся Мать — основательница. А дальше была длительная самоизоляция от Внешних миров, и культ Праматери, в отсутствии конкурентов набирал силу, год за годом. Ну, а уж когда не стало рода Ястребов…

Эд и Сай дружно обернулись к небольшому шкафу-витрине, в которой были сложены, судя по всему, реликвии исчезнувшего рода.

— Храм же все больше напоминал айсберг, — продолжала Юстимия, — то, что на поверхности — малая его часть. Очень немногие Дочери Храма избирают для себя путь религиозного служения.

— Остальные? — подал голос Эд.

— Находят занятие по душе, — улыбнулась Юстимия, — Каждая Дочь сама решает, чем она будет полезна Храму.

— Все это прекрасно, — впервые подал голос Пашка, — непонятно только одно: чем наши скромные персоны заинтересовали Храм?

К концу второго часа разговоров (по моим внутренним часам), когда от избытка информации у меня появились все симптомы надвигающейся головной боли, остальные, к счастью, решили взять перерыв. Юстимия поднялась со своего места, я последовала её примеру, старательно разминая затекшие от долгого сидения ноги. В комнату заглянула та самая храмовница в коже, и, поймав взгляд Юстимии — скользнула внутрь.

— Адель проводит мужчин до уборной, — очень своевременно сообщила Юстимия, и, повернувшись ко мне предложила — а тебя провожу я, если не возражаешь.

Сай нахмурился, и придержал меня за плечо.

— Сай, дорогой, — вздохнула Юстимия, — уж поверь, я не для того спасала беременность одной иномирянки более трех десятков лет назад, чтобы теперь пустить все свои тогдашние труды насмарку.

Уходили мы под напряженным взглядом моего мужа.

— Что с парнишкой? — спросила я, когда мы вышли в коридор, искренне надеясь, что Юстимия не станет ни делать вид, что ничего не произошло, ни что она не поняла вопроса.

Юстимия вздохнула.

— Младшие с ним поговорят, успокоят. Возможно — придется задержать его на несколько дней, он ведь действительно любил её, и страшно горюет. — И, бросив на меня острый взгляд, уточнила, — И когда ты узнать успела?

— Случайно застала их вместе… в недвусмысленном виде, — призналась я, и тут же, предваряя вопросы, отчиталась, — Никому ни о чем не рассказывала, постаралась забыть.

— Умная девочка, далеко пойдешь, — одобрительно хмыкнула Юстимия, пропуская меня в белоснежно-стерильный санузел с пятнами хромированных кранов и ручек.

Разговор неожиданно продолжился, когда я старательно умывалась прохладной водой, стараясь прийти в себя.

— Быть чьей-то последней любовью нелегко, — стоящую за спиной Юстимию я могла видеть в зеркале, когда поднимала голову над умывальником, — А уж у такой женщины, как Найна… Связь Найны и Вальеса началась примерно полгода назад. Не знаю, чего там было больше — страсти, или потребности друг в друге. Мальчик рано остался без матери, а Найна… Впрочем, думаю, ты знаешь.

Я кивнула её отражению, и потянулась закрыть воду. Юстимия чуть заметно отрицательно покачала головой, и я опустила руку под струю, чтобы вода плескалась громче.

— Сначала она его пожалела, захотела помочь, опекала, как могла, окружала материнской заботой — в общем, изливала на него все свои нерастраченные материнские чувства. Как эти отношения переросли в нечто большее — они оба не поняли. Целый месяц у них был тихий, счастливый роман, а потом… Однажды осознав, что наступит день, когда Вальес оставит её — если не ради девочки-ровесницы, то хотя бы ради сохранения собственной жизни, Найна стала неуправляемой. Её кидало из крайности в крайность: от безумных проявлений страсти, когда она оставляла Валя в полуобморочном состоянии до жутких сцен ревности, с шантажом и угрозами. Найна боялась, что кто-то узнает об их отношениях, что Эдвард причинит мальчику вред, и в тоже время жутко сердилась на то, что не может открыто назвать Валя своим. Она нуждалась в нем, цеплялась за него, и почти задушила мальчика своей любовью. Валь долго не решался разорвать эту связь, ставшую ему в тягость. А потом, судя по всему, их увидела ты, и это стало началом конца.

— Мне казалось, что они меня не заметили, — удивилась я.

— И заметили, и узнали, — вздохнула Юстимия, — вернее Найна не сразу, но поняла — кто их увидел.

— Вальес испугался и решил прекратить отношения? — догадалась я.

— Да. Наговорил традиционной чуши: что он недостоин такой женщины, что всегда будет помнить её, предлагал остаться друзьями, обещал любую помощь. Но что такое "дружба" для женщины, которая впервые полюбила по-настоящему и была готова ради этого на все? В том числе и заткнуть рот одной слишком любопытной иномирянке, а заодно — отплатить Сайгону за всю боль и отчаяние всей её неудачной супружеской жизни.

— Почему именно Саю?

— Думаю, потому, что до Уны она не смогла бы добраться, а Эд… Эд был ей нужен. Кода погиб её отец — Найне было шестнадцать. Пубертат с гормональными бунтами и так не слишком приятный период, а когда на него накладывается гибель единственного важного для тебя человека, и крушение всего твоего мира… Понимать, что тобой восхищались и искали твоей дружбы только потому, что чего-то хотели получить с твоей помощью, — больно и в более зрелом возрасте, а уж подростком, с пресловутым "юношеским максимализмом" и подавно. Именно поэтому она мертвой хваткой вцепилась в Эда: ей надо было вернуться к власти, чтобы снова быть в центре внимания, а как добиться этого иначе — она не знала. И снова промахнулась. Эд не подпускал нелюбимую жену ни к каким мало-мальски важным делам рода.

— И все-таки он был ей нужен, — я вздохнула, — Потому что в случае смерти Эда во главе рода вставал Сай.

— Именно, — согласилась Юстимия, — а еще потому, что из-за чувства вины Эдвард ради Сайгона мог пойти на многое. Поставить несгибаемого Эда на колени после стольких лет небрежения — разве Найна могла устоять против искушения? И тогда она сделала то, что однажды уже принесло ей удачу.

— Написала донос в Храм? — вспомнила я одну из историй, расказанных Саем в нашей спальне сразу после моего возвращения.

— Лучше. Она явилась в Храм лично. Меня она узнала не сразу, но когда узнала — почему-то решила, что я горю таким же праведным желанием мести. Видимо, подумав, что нашла союзницу, Найна рассказала мне все — и о Вале, и об Эде, и о своей несчастливой жизни, и о планах. О планах она рассказывала обстоятельно, долго и со вкусом, и я впервые видела, как у нее горят глаза и она становится хорошенькой. А когда она поняла, что я не разделяю её восторгов, и не собираюсь пускать тебя на опыты, как хотела поступить с Уной моя предшественница, долго не могла поверить в то, что удача снова отвернулась от неё. Предполагаю, что она хотела избавиться от меня, то ли стремясь избежать утечки информации, то ли надеясь, что моя преемница окажется более сговорчивой, но пути Праматери неисповедимы. После таких разговоров мы, обычно, делим с собеседником чашу с вином — это красивый символ, обозначающий, что проблемы и горести мы разделили поровну. В этот раз моем ритуальном бокале оказался яд — вино слегка горчило, но тогда я лишь подумала, что надо проверить запасы этого поставщика. К несчастью для Найны — у Дочерей Храма иммунитет к большинству Керимских ядов, нас начинают готовить к любым неожиданностям еще послушницами. Именно поэтому я не сразу поняла, почему Найна так напряженно и пристально следит за мной, и почему её взгляд становится все испуганней. В дверь постучали, я ненадолго отвлеклась, а когда вернулась к разговору — Найна сидела в кресле сломанной куклой, и мне только и оставалось, что закрыть её пустые глаза, и поднять с пола выпавший из мертвой руки бокал. Я так и не знаю достоверно — от чего она умерла: от яда, честно поделенного на двоих, от того, что не сработал антидот, или от страха, что она выпила вино не из того бокала. Впрочем, боюсь, это никому уже не интересно.