Читать книгу "Сплошной разврат - Анна Малышева"

— С другой стороны, кому приятно говорить о таком, — вяло возразил Василий. — К тому же она понимает, что, стоит ей нам об этом рассказать, мы тут же зачислим ее в разряд подозреваемых.

— Поедешь к ней?

— Да, конечно. — Василий рванулся к лифту. — Надо успеть до оперативки.

К счастью, дизайн-студия «Метаморфозы» располагалась недалеко от редакции еженедельника «Политика», и уже через двадцать минут Василий громко стучался в дверь кабинета с маленькой медной табличкой «О. Е. Алешина».

Ольга окинула Василия более чем удивленным взглядом:

— Теперь мы будем видеться каждый день? Так положено? Вы о чем-то забыли спросить меня, господин оперуполномоченный?

— Да. — Василий присел на край стола. — Я забыл спросить, предупреждены ли вы о том, что дача ложных показаний карается законом?

— И в чем же я солгала? — весело спросила Ольга.

— В главном. Не припомните, гражданка Алешина, кроме вороны, вы ничего существенного на балконе не заметили?

— Ворона ходила под балконом.

— Хорошо. Когда вы были на балконе, вы ничего существенного не заметили в окрестностях? Под балконом, над балконом, сбоку от балкона и, наконец, в том номере, в котором в тот момент находились Григорчук и ваш муж.

— А, вот вы о чем. Знаете, товарищ оперуполномоченный, мы с мужем сами разберемся. Можно сказать, уже разобрались. Ваше вмешательство не обязательно.

— У меня нет никакого желания вмешиваться в вашу семейную жизнь, — сказал Василий. — Мои задачи куда скромнее — поймать убийцу. Согласитесь, что вам довелось стать свидетелем весьма… волнующего зрелища.

— Да, — кивнула Ольга.

— Тут и до состояния аффекта недалеко.

— У меня крепкая нервная система.

— Да, я вижу. Но завтра попрошу ко мне в девять утра. Уж извините, мы все запротоколируем и подробненько обо всем поговорим. Жду.

— Капитан! — окликнула Василия Ольга, когда он выходил. — А откуда вы узнали? Меня там кто-то видел?

Василий уже открыл рот, чтобы сказать что-нибудь обтекаемое, вроде: «Да, видел кое-кто» или «Мы все знаем, нам положено», но махнул рукой и сказал правду:

— Алексей Алексеевич Алешин поведал. Со слезами на глазах. Страдает, видно, очень.

Сказал и сам удивился — зачем? То ли Ольга была ему симпатична, то ли Алешина стало жалко — вот ведь бедный мужик, как попал, не дай бог никому.

Глава 24

СИМКИНА

Кошмар кончился, и это ее радовало.

Но начался другой кошмар, и конца ему не видно.

Этой пошлой суке удалось разрушить почти все. Все то, что Нора с таким трудом выстраивала три года. Ладно бы она прибрала к рукам чужое, с этим трудно смириться, трудно простить, но пережить можно. Но Григорчук оказалась не просто воровкой, а еще и вандалом. Она все испортила, опошлила, довела до абсурда. Журнал, который она делала в последнее время, был так же похож на прежний, который делала Нора, как низкокачественный спирт на хороший коньяк. Нечто вроде похабной аранжировки классики — где-то в глубине еще слышны Бах или Бетховен, но попсовое исполнение перечеркивает все усилия великих композиторов.

Глядя, как Григорчук хищно перемалывает остатки «Секс-моды» своими тяжелыми челюстями, выплевывая все хорошее, Нора сатанела, но сделать ничего не могла.

Три года назад она смогла убедить Джона Коллинза — американского владельца журнала, что в России нужно вкладывать деньги в Интернет и феминизм.

— Надо торопиться, Джон, голубчик, — уговаривала она его. — Сейчас этого у нас нет, а завтра — будет пруд пруди. Если мы успеем занять нишу первыми, то так первыми и останемся. Пока наши последователи будут копошиться в пеленках, мы уже раскрутимся и встанем на ноги.

Он согласился, и через год «Секс-мода» действительно заняла одно из лидирующих мест среди российских СМИ.

Григорчук появилась в журнале около года назад. Наглая, злая, напористая провинциальная стерва. Она не придумала ничего лучше, как явиться к Норе с новой концепцией журнала. Окинув Симкину скептическим взглядом, она вынесла свой вердикт:

— Теперь я понимаю, почему от вашего издания несет таким густопсовым консерватизмом. Вы слышали такую фразочку: «Рыба тухнет с головы»? Так вот, ваш журнал как две капли похож на вас — такой же толстый, неповоротливый, пресный. Вам бы «Работницей» или «Крестьянкой» командовать в семидесятые годы.

— А вы, извините, кто? — с интересом спросила Нора, развеселившись от такой наглости.

— Я — ваше спасение, — скромно ответила Григорчук. — Я — тот человек, с помощью которого вы сможете превратить журнал в приличное издание.

— А, понятно, — кивнула Нора. — Вам доводилось слышать такую фразочку: «Спасение утопающих — дело рук самих утопающих»? Доводилось? Вот и отлично. Мы как-нибудь сами разберемся, без спасателей. Надеюсь, вы нас больше не потревожите.

— Потревожу, — спокойно возразила Григорчук. — Только уже с других позиций. Не хотите миром, значит, будет война.

Как ей удалось добраться до Коллинза и заморочить ему голову, Нора не знала. Но через два месяца Джон приехал в Москву для того, чтобы внести коррективы в стратегию развития журнала и представить Норе ее новую заместительницу — очень, по его словам, талантливую журналистку и творческую личность.

— Светлана Григорчук, — виновато глядя на Нору, сказал он, — любите ее и жаловайте.

— Она будет моим первым замом? — Нора все еще не верила. — Джон, ты серьезно?

— Пока замом, — сказала Григорчук, стоящая за спиной Коллинза. — А там видно будет.

Коллинз промолчал, не одернул нахалку.

Самым правильным в такой ситуации было бы повернуться и уйти, хлопнув дверью. И что? Оставить все захватчице? Нет, Нора не хотела отдавать ни одной пяди родной земли. Она так и подумала: «Не отдам!» Но силы оказались неравны.

Да, редакция была на стороне Норы; да, Григорчук сразу невзлюбили все, но, стоило кому-либо из журналистов сказать ей хоть слово поперек, тут же звонил Коллинз и требовал объяснений.

И пошло-поехало. Григорчук завела несколько почти порнографических рубрик, таких, как «Малинка» (пикантные подробности из жизни звезд). Нору тошнило от нововведений и знобило от сознания собственного бессилия. Она понимала, что надо уходить и что, чем дольше она останется в журнале, тем ближе унизительный финал. Сейчас ее воспринимают как безвинно пострадавшую, а через месяц-другой она превратится в посмешище. Но Нора не могла уйти.

Одинокие бездетные женщины — особый народ, они, как всегда говорила сама Нора, западающие. Неважно на что — на кошку, которая становится смыслом жизни, на единственного племянника, на работу. Нора с нечеловеческой силой прикипела к своему журналу и готова была гибнуть вместе с ним. «Если эта тварь уничтожает мой журнал, то пусть она уничтожит и меня, — думала Нора. — Я вытерплю».