Читать книгу "Как заарканить миллионера - Элизабет Беверли"

Дорси давно уже заметила, что он возбужден — не зря тесно прижималась к нему бедрами.

— Итак? — спросил он, сообразив, что она заметила его возбуждение. — Что же дальше?

— Карлотта сейчас дома, так что поедем к тебе, — без колебаний ответила она. Адам просиял улыбкой.

— Непременно, и очень скоро, — пообещал он. — Но я хотел знать, что ты будешь делать дальше?

— Хм… — Дорси задумалась, стараясь не показывать разочарования. Пока она удовлетворилась тем, что прижалась к нему покрепче — Ректор ясно дал понять, что в «Северне» для меня нет места. По крайней мере, на факультете социологии. Может быть, ведро и тряпку мне доверят, — горько усмехнулась она.

— Может быть, тебе стоит послать резюме в другой колледж или университет? — предложил он. — В Чикаго множество учебных заведений.

— Я уже получила несколько предложений, — призналась Дорси. — И из местных колледжей, и из других штатов.

Улыбка стерлась с его лица.

— Каких еще других штатов? Из Индианы, что ли?

Она покачала головой:

— Нет, из Новой Англии.

— Из Новой Англии?

Она кивнула:

— Да, и на длительный срок.

— Новая Англия?!

— И зарплата подходящая.

— Новая Англия!!

Дорси, не выдержав, расхохоталась.

— Но они предлагают читать лекции по масс-культуре и средствам массовой информации.

Адам с явным облегчением улыбнулся в ответ.

— А мне это неинтересно, — добавила Дорси и прижалась к Адаму еще крепче. — С массовой культурой я не хочу больше иметь ничего общего. Мне нравится преподавать, но преподавать именно социологию. Беда в том, что никто больше не видит во мне серьезного ученого. Все воспринимают меня как Лорен Грабл-Монро, только без парика. Ума не приложу, где теперь искать работу.

— Попробуй писать, — предложил Адам.

— Ни за что! С писательства-то и начались все мой беды! — простонала Дорси.

— Да, но только потому, что ты прятала свое истинное «я». Не желала признать, что Лорен Грабл-Монро и Дорси Макгиннес — одно и то же. А теперь все знают, что вы с Лорен — одно лицо, и ничто не мешает тебе писать под собственным именем.

— Но о чем писать?

Он чуть отстранился, и она подняла голову, чтобы взглянуть ему в лицо.

— Для начала опубликуй свою диссертацию. Дорси от души расхохоталась:

— «Элитный клуб для состоятельных мужчин как микрокосм маскулинизированного общества»? Да уж, представляю, какие очереди выстроятся за этим бестселлером!

— Непременно выстроятся, если ты кое-что там подправишь, добавишь сенсационности и придумаешь броское заглавие. Как тебе, например, такое «В логове врага: феминистка в мужском клубе»?

— Прекрати! — тщетно пытаясь справиться со смехом, воскликнула Дорси. — Ты же знаешь, Линди с меня шкуру сдерет!

— А ты не называй имен.

— Нет, ни за что! — отсмеявшись, решительно объявила Дорси.

— Можно ведь писать книги по социологии, — заметил Адам. — Ярким, популярным языком — так, как написана «Как заарканить миллионера».

— Но…

— И бросать преподавание тебе не придется, — продолжал он. — Только делиться знаниями будешь не с разгильдяями-студентами, а с теми, кому действительно интересно тебя слушать. Как Лорен на встречах с читателями.

— Но это не преподавание!

— Почему? — возразил Адам. — Я прекрасно помню, как в Северо-Западном университете Лорен прочла своим читателям целую социологическую лекцию. Я ведь там был, помнишь?

— Да, но, Адам…

— И ты никогда меня не убедишь, что тебе не нравилось быть Лорен, — прервал он ее. — У тебя так здорово получалось, так убедительно! Значит, Лорен отвечала каким-то твоим внутренним устремлениям.

— Может быть, — нехотя согласилась Дорси. — Но все же…

— А в Лорен есть что-то от Мак, — продолжал он. — Вспомни свою книгу: ее остроумие, житейская мудрость — разве это не подарок от барменши?

— А откуда ты знаешь, что там, в моей книге? — подозрительно поинтересовалась Дорси. Адам чуть смущенно улыбнулся.

— Я ее прочел, — пожав плечами, объяснил он. — И знаешь, что самое интересное? Мне понравилось. Ты отлично пишешь, Дорси. Ты не только умна и остроумна — у тебя нестандартный взгляд на мир, ты не боишься идти вразрез с общественным мнением. Да, а тот фокус со сливками мы непременно испробуем — и как можно скорее!

Дорси не знала, что ответить. Она никогда не думала о Лорен в таком ключе — однако, как ни странно, в словах Адама был смысл. Да, по большей части она тяготилась маской Лорен, но в иные минуты искренне наслаждалась этой игрой. В обличий Лорен она чувствовала себя свободной: могла дурачиться, откровенно кокетничать, отпускать вольные шутки — словом, вести себя так, как никогда себе не позволяла серьезная молодая преподавательница в круглых очках и фланелевой рубахе

И Мак, в свою очередь, была частью самой Дорси — и все же многим от нее отличалась. Дорси замкнута, стесняется чужих, не любит шумных компаний; а Мак — человек веселый, компанейский и открытый. До сих пор Дорси не позволяла этим чертам своего характера показываться на поверхности, опасаясь, что они разрушат ее сложившийся образ — образ серьезной деловой женщины, которую не интересует ничего, кроме науки и карьеры. Но если смешать все это вместе и взболтать, то получится…

Получится Дорси Макгиннес — настоящая.

От всех этих размышлений и открытий у нее голова пошла кругом, и Дорси решила, что отложит самокопание на потом. Разберется в себе как-нибудь на досуге. Но не сейчас, когда к ней вернулся Адам. Когда*1 перед ними лежит их общее будущее. Когда, после месяца бурь и гроз, из-за туч наконец-то выглянуло солнце.

— В последние несколько недель, — говорил тем временем Адам, — журналисты осаждали тебя со всех сторон. Неудивительно, что ты прячешься от них, словно от стаи кровожадных хищников. Но, поверь, мы не так уж плохи. Может быть, мы тебе понравимся, если ты сойдешься с нами поближе.

— О чем ты? — непонимающе спросила Дорси.

Несколько секунд он задумчиво смотрел ей в лицо, словно собираясь принять какое-то важное решение

— Дорси Макгиннес, — торжественно произнес он наконец, — я намерен сделать тебе предложение, от которого вы — и ты, Дорси, и ты, Лорен, и ты, Мак, — не сможете отказаться.

— Вот как? — подняла она брови. Именно так. Но чуть позже. Сейчас у меня к тебе куда более важный вопрос

— Какой же?

Он усмехнулся очень развратной усмешкой.