Читать книгу "Мы, домовые - Далия Трускиновская"

Но что делать с этими словами дальше – он понятия не имел.

Рядом стояла женушка Маланья Гавриловна и смотрела на мужа с обожанием. Вот только допусти малую оплошность – что с этим обожанием сделается? А?

Трифон Орентьевич прошелся перед монитором взад-вперед, почесал в затылке. Прочие взирали на него с трепетом: еще бы, не всякий день увидишь, как мастер за дело берется.

– Откуда струнки тянулись? – спросил он, уверенный, что эти сведения совершенно бесполезны. Однако что-то же нужно было говорить.

– Отсюда, и отсюда, и отсюда, – показала Матрена Даниловна. – И вот отсюда.

– Сколько их было-то?

– А много. Как нитяная бахрома на скатерке.

– И как натянуты?

– Сильно натянуты. Аж дрожали, – вспомнила Матрена Даниловна страшноватую картинку. – И Евсея Карповича держали тут, тут и вот тут.

Трифон Орентьевич покосился на Акимку с Якушкой, которые ждали от него неизреченной мудрости.

– Давай-ка, бабушка Матрена Даниловна, сделаем чертеж!

На Денискином столе много было всякого добра, в том числе и стопка бумажных листков – самому себе напоминалки писать. Была там и вещица, с которой никто из местных домовых дела не имел, а вот Трифон Орентьевич у хозяина ее видел и смысл ее понимал. Это был механический карандаш, из которого он, будучи еще Тришкой, извлекал куски грифеля для изучения английского языка. И теперь он очень гордо это проделал, а Малаша даже подбоченилась: мой-то каков!

Трифон Орентьевич велел Матрене Даниловне вообразить, будто перед ней компьютерный экран, от которого тянутся струнки, и понаставить точек, откуда они растут. Домовиха сосредоточилась и принялась тыкать грифелем в бумажку. Дело это для нее было непривычное, она умаялась, словно целое ведро разбежавшейся по кухне картошки в кучу собирала.

Акимка и Якушка уставились на ее творчество и пришли в некоторое смятение. Изображен был продолговатый, дыбом торчащий силуэт с небольшим утолщением сверху и каким-то округлым расширением снизу. Трифон Орентьевич тоже малость смутился. Зато Маланья Гавриловна преспокойно взяла бумажку и объяснила, что изображен-де некто, имеющий голову, и в длинном балахоне, клубящемся у ног. Возражать ей не стали – тем более, что она, скорее всего, была права.

– Нет, это не кикимора, – сказал Трифон Орентьевич. – Кикимора, сказывали, тоща и костлява, а это – гладенькое.

– Еще бы не гладенькое, – буркнул Акимка. – Все соки из нашего Евсея Карповича высосало!

Трифон Орентьевич задумался с таким умным видом, что все присмирели.

Логически рассуждая, Матрена Даниловна видела струнки в полумраке или вообще в темноте – при солнечном свете они были бы незаметны. Значит, коли хочешь за них уцепиться, изволь ночевать возле компьютера.

Когда Трифон Орентьевич сообщил о своем намерении, Акимка с Якушкой пришли в восторг и предложили сесть в засаду вместе. Но Трифон Орентьевич назначил их смотреть за Евсеем Карповичем – мало ли что, с боку на бок перевернуть, водицы поднести. А Матрена Даниловна, убедившись, что ее друг сердечный вроде оклемался, засобиралась домой, к Лукьяну Пафнутьевичу.

Больного перетащили в подходящее место – на диван, где между спинкой и прислоненной подушкой образовался шалаш. Акимка с Якушкой устроились там же – на диване тепло и мягко, а они сильно устали. Трифон же Орентьевич принялся ладить наблюдательный пункт напротив монитора. Супруга не отходила от него ни на шаг.

У Дениски был обычный недорогой ноутбук, недавно купленный взамен старого железного чемодана, стоявший на журнальном столике и обложенный всякой мелочевкой. Малаша никак не могла понять – неужели придется спать на открытом месте, а не в тихом укромном уголке, как она была приучена? Матрена Даниловна принесла ей из своего хозяйства большой лоскут искусственного меха – если под него забраться, то вроде ничего получается. Трифону Орентьевичу поставили перед ноутбуком красивый камушек, подобранный Дениской на речном берегу. Он уселся и уставился на пустой экран. Там разбросаны были какие-то мелкие картинки – и ничего больше.

Продержался Трифон Орентьевич часа два. А потом заснул.

Сон сморил всех – и Малашу, и Акимку с Якушкой. Не шутка – путешествие с окраины в центр города и обратно! Тем более, тепло и мягко.

Проснулась компания ни свет ни заря от крика Матрены Даниловны. Она трясла Трифона Орентьевича и крыла его такими словами, что домовихи берегут для самого крайнего случая.

Да и неудивительно – на клавиатуре лежал бездыханный Евсей Карпович.

* * *

Когда домовые выясняют отношения – лучше убежать подальше, потому что визг стоит смертельный для человеческого уха. Громче всех голосила Матрена Даниловна – она доверила жизнь своего лучшего приятеля бестолковой молодежи, и что получилось? Маланья Гавриловна впервые визжала в статусе замужней домовихи, и у нее так звонко и пронзительно еще не получалось. В девках-то изволь помалкивать, а замужем можно и даже нужно визжать. Малаша защищала супруга и чуть не опрокинула Матрену Даниловну. Трифон Орентьевич прямо любовался – ишь, какая славная женка ему досталась! Но и он визжал, потому что был женатым домовым дедушкой, и Акимка, который тоже стал не так давно домовым дедушкой. Один Якушка помалкивал. Матрена Даниловна не только была голосиста, но и сгоряча щедра на подзатыльники.

Он утащил листок, который истыкала точками хозяйка, и под прикрытием стопки книг тщательно изучал подозрительную фигуру. Каждая точка означала струнку… но, может, эти струнки как-то навеки прикрепились к Евсею Карповичу? Стоит тому, кто в ноутбуке, потянуть, – и домовой к нему ползет, даже почти уплыв в последний сон?…

Якушка со своей догадкой вылез не сразу, а дождался, пока все меж собой насмерть переругаются. К Матрене Даниловне он и подойти боялся – ведь именно он с товарищем Акимкой заснул и упустил Евсея Карповича. А вот к Трифону Орентьевичу, который тоже опозорился, Якушка подошел. К тому времени домовые уже опять затащили безвольное тело за подушку, и Матрена Даниловна забралась туда – охранять ненаглядного приятеля.

– Незримые струнки? – переспросил Трифон Орентьевич. – А что? Может статься. Значит, немного погодя он опять к экрану поползет. Значит, придется, когда эта ваша злыдня уберется, поднести его к экрану поближе, чтобы он поменьше сил тратил. И посмотреть, что из этого получится.

И покосился на Малашу – очень он беспокоился, как бы молодая жена в нем не разочаровалась.

Был миг, когда Трифон Орентьевич, визжа, впал в отчаяние: не надо было соглашаться, не надо было убегать с собственной свадьбы ради домового, которого он и в глаза-то не видывал. Никто из старших бы не упрекнул – свадьба-то раз в жизни бывает. Если бы можно было чудесным образом оказаться дома – он бы все за это отдал… кроме Малаши…

– Может, Денис вечером придет, – сказал Акимка. – Тогда придется ждать, пока уснет.

– Подождем, – ответил Якушка. – Ты уж прости нас, дураков, Трифон Орентьевич. Не устерегли.