Читать книгу "Выйти замуж за дурака - Надежда Первухина"

– Нишкните, православные! Гляньте-ка: смугломордые на нас цельным войском движутся.

– С иголками своими серебряными проклятущими!

– Ах, кабы были с нами богатыри-заступнички, уж мы бы эту рать на раз одолели!

– Бегите от нехристей, православные! – истошно возопила какая-то баба, и вся толпа пришла в движение. Нешто вы не видите: не люди они и морды у них не человечьи!

Толпа вгляделась и ахнула от ужаса. И в самом деле, теперь ненавистные кутежанам интервенты походили, скорее, на каких-то гигантских уродливых насекомых. На месте лиц у них болтались многочисленные хоботки и присоски цвета засохшей крови, а глаза превратились в блестящие бездумные шары, в которых, дробясь и ломаясь, отражалось небо Тридевятого царства.

– Бежим! – И толпа зевак кинулась врассыпную, ощущая затылками дыхание непонятной, неотступной и уродливой смерти.

Спастись от уродов удалось не всем. Те, кого они настигали, падали под градом уколов, а потом в одно мгновение превращались в высохшие обескровленные мумии.

– Пришла новая напасть! – шептались попрятавшиеся по домам и овинам кутежане. Но прежнего страха в них, запуганных, забитых, лишенных всего царицей-злодейкой, уже не было. Потому что, вернувшись домой, многие мужики обнаружили в карманах кафтанов или штанов плотные душистые прямоугольнички – знаменитые кутежанские печатные пряники.

И на всех этих загадочно появившихся пряниках отпечатана была одна и та же надпись: «Ждут тебя в лесу Чертоногом на Растопыринской поляне». И ниже: «Кутежанские мстители».

* * *

– Василиса! Ты ли это?! Вот где привела судьба встретиться!

На меня несся, растопырив руки для приветственного объятия, мужчина, чем-то отдаленно напоминающий Ивана-царевича, старшего кошки Руфины сына… Господи! Да ведь это и впрямь Иван-царевич!

– Да уж, встреча так встреча, – согласилась я, чудом не задохнувшись в объятиях родственничка.

Не знаю, в чем у него были руки, но теперь мой новый, подаренный Марьей Моревной сарафан придется отстирывать в трех водах со щелоком. К пышным рукавам моей сорочки прилипли хвоинки, древесные опилки и мелкие листики как раз в тех местах, где царевич по-родственному меня облапил. Я попыталась стряхнуть мусор. Бесполезно. Как приклеенный.

– Ох! – Царевич посмотрел сначала на мои манипуляции, а потом на свои руки. Ох, прости, невестка дорогая, замарал я тебе платье!

– В чем у тебя руки-то, царевич? – Ладони у сиятельного родственника и впрямь были как у землекопа, причем копающего руками.

– Да то смола сосновая въелась, вот и липнет все к ней! – комически развел руками царевич. Даже вот и ты почти прилипла.

– Так ты бы помыл руки-то…

– Вот сегодняшнее задание закончу, так и вымою. Их ведь просто водой не ополоснешь – песком речным али галечником отдраивать надобно, А речка отсюда – три версты отмахать надобно.

– Погоди… Какое задание?

Царевич махнул рукой:

– Стволы сосновые шкурить надобно да гладко полировать, чтоб потом из них доски получились знатные.

– А для чего?

Царевич хихикнул:

– Гроб готовим большой да просторный Аленке-кровопивице со всею ее швалью! – сказал он, но тут же посерьезнел: – Строим мы, Василиса, секретный военно-стратегический объект. Каковой призван разрушить оплот тиранки и ее споспешников.

– Ого! Сильно сказано.

– А то, – самодовольно улыбнулся царевич и спохватился: – Да что мы все суесловим, о пустом говорим! Ты как сюда попала, Василиса?

Я рассказала царевичу все происшедшее со мной и моими близкими за то время, пока он пребывал в царских подвалах. Рассказывая, я с удовлетворением отметила, что супруг моей прекрасной тезки стал дружен с интеллектом, а работа на свежем воздухе окончательно выбила из него монархическую спесь.

– Значит, говоришь, плачет без меня жена? – грустно вздохнул он.

– Плачет, – покривила душой я. Мелочь, а мужчине приятно, что кто-то без него тоскует и заливается слезами. Проверенный факт.

– Ладно! – хлопнул по колену Иван. Ладонь прилипла к штанине, и царевич минуты две ее отдирал. Недолго осталось дожидаться светлого дня! Скоро все слезы отольются проклятой Аленке, Сторицей отольются! И ты, родимая, не горюй о том, ,что твой муж заколдован. Наступит такой день… Такой! Темницы рухнут, бабы ахнут, подмышки розами запахнут!.. Вот тогда все и наладится: и в государственной, и в семейной жизни. Главное сейчас – дух, иметь боевой да решительный, чтобы одним мощным, сокрушающим ударом…

– Иван, – неделикатно перебила я эту воинственную речь, – а ты-то как сюда попал?

– А я с друзьями по палате сюда побег замыслил и осуществил.

– Вот здесь, пожалуйста, поподробнее. Мне же интересно.

И я выудила из недр своего сарафана стопку сложенных вдвое листков бумаги, авторучку и приготовилась писать.

(Да, да, а вы что думали?! Уж если Охранник сказок реквизировал мой компьютер, то я, собираясь в путь, стащила у него солидную пачку писчей бумаги и кое-что по канцелярской мелочи. Надо же мне хоть как-то создавать видимость работы над диссертацией. Хотя почему видимость? Вот сейчас запишу рассказ Ивана, подбавлю собственных впечатлений, и пожалуйста, готова докторская на тему «Борьба с узурпацией власти и свободолюбивые тенденции в русской народной сказке». Актуально! Здесь даже тему международного терроризма можно осветить, если правильно подать роль вашнапупских интервентов во главе с Брахмой Кумарисом.)

Царевич, глядя на мои приготовления, удивился:

– Для чего это тебе, Премудрая?

– Летопись пишу, – самоуверенно солгала я. Версты трудовой и боевой славы Средиземь… тьфу, Тридевятого царства.

– А, тогда ладно. Тогда пиши.

И, трудолюбиво отколупывая от просмоленных ладоней сосновые стружки, Иван-царевич поведал мне о том, как с приятелем своим, посланцем далекого Учкудука, попал он из-за козней поганой Аленки в гиблое место, именуемое лечебно-трудовым очистилищем. Неожиданно царевич прекратил свои насыщенные патетикой и героикой речи и, вздохнув, сказал:

– Василиса, ты извиняй, но у меня обеденный перерыв закончился. Надо идти работать. А то свои же богатыри опозорят: вместо дела дельного лясы точу.

– А как же летопись?..

– Я тебе своего учкудукца пришлю! – вдохновенно пообещал царевич. Тудыратыма Жарамдылыка. От него в строительстве все равно никакого толку, поскольку он сын степей, пустынь и полупустынь, а вот истории он рассказывать горазд. И даже петь может!

– Ладно, – вздохнула я. Присылай.

Царевич торопливо поднялся:

– Не серчай, Василиса…

– Да я и не серчаю, что ты!

– Свидимся еще. Партизанский городок – он тесный.