Читать книгу "Обреченные стать победителями - Марина Ефиминюк"

– Спокойной ночи. Надеюсь, что сегодняшним вечером сделала тебя счастливым! – протараторила я и попыталась закрыть дверь у Илая перед носом. Не очень вежливо, но лучше выглядеть поганкой в глазах парня, чем продемонстрировать, с каким рвением, достойным лучшего применения, наряжалась на обычную дружескую прогулку.

Он резко перехватил дверь. От тяжелого, незнакомого взгляда я, кажется, перестала дышать: набрала в грудь воздух, а выдохнуть забыла.

– Аниса.

– Что, Илай?

Расстояние между нами было ничтожно, и я не сопротивлялась, когда теплые ладони обняли мое лицо. Он целовался с раскрытым ртом, влажно и долго. Дразнил языком, прикусывал. На мгновение отрывался, позволяя сделать короткий вздох-всхлип, и снова целовал, совершенно не так, как в холле академии на глазах у десятков зрителей. Абсолютно по-другому. Страстно, настойчиво, умопомрачительно сладко, до дрожащих коленей, лихорадочного желания забраться руками под одежду и прикоснуться к горячему мужскому телу.

Отстранившись, Илай осторожно обвел большим пальцем контур моих горящих губ.

– Спокойной ночи, – произнес хрипловато. – Сегодня я действительно был счастлив.

Он ушел. Ошеломленная и растерянная, я таращилась в закрытую дверь и не могла отвести взгляда. «Поцелуй со всей академией случится скоро. И он будет жарким!» – как издеваясь, прозвучал в голове голос пифии… И она опять не соврала!

На следующее утро неожиданно вернулась Тильда. Без стука вломившись в мою комнату, она с порога заявила, что едва не издохла от скуки в папочкином особняке и спасла жизнь благородным бегством обратно в академию.

В этот раз вместо традиционной облепиховой настойки подружка привезла огромную бутыль согревающей растирки. Клянусь, таким количеством снадобья можно было вылечить целый табун рейнсверских летающих коров от ревматизма крыльев! Тильда искренне верила, что если задобрить кустик, то малиновая зараза перестанет ей грызть пальцы. Бади-то хищный фамильяр никогда не кусал!

Не откладывая подкуп в долгий ящик, она щедро окропила землю воняющей чайным деревом растиркой и едва успела одернуть руку от щелкнувшего зубами цветка.

– Неблагодарное создание! – Тильда в сердцах шваркнула бутыль на подоконник. – Захлебнись!

– Он тебя кусает, потому что чувствует агрессию и защищается, – нравоучительно выговорила я.

– Он меня кусает, потому что безмозглый куст! – так громко рявкнула она, что несчастный кустик стремительно закопался по макушку, в смысле, по цветочек.

Полдня мы провели в городке. Денег у меня по-прежнему было как кот наплакал, но я так боялась столкнуться с Илаем, что без раздумий согласилась сопровождать подругу в забеге по торговым лавочкам. О том, что он заходил, недвусмысленно намекало прилепленное к двери с помощью простенького заклятья вчерашнее объявление…

Мы столкнулись только на следующий день, когда я спускалась по лестнице в главном учебном корпусе. Шагающая рядом Тильда с упоением костерила магистра Гарифа, заставляющего нас заниматься в промозглую погоду на полигоне, а Илай с компанией парней входил в парадные двери. С высокомерной усмешкой слушая треп приятелей, ленивым взглядом он окинул холл и остановился на мне, замершей на ступеньках.

Весь вчерашний день я боялась, что увижу Форстада и вдруг пойму, что он мне нравится. По-настоящему, до душевных мук, мурашек на спине, бабочек в животе, трубящих фанфар в голове. И что?! Увидела и поняла, что нравится. Именно так: с мурашками, бабочками и прочей чушью!

– Ведьма, ты чего вросла в пол? – позвала меня Тильда. – Забыла что-нибудь в кабинете?

– Да! – Я резко развернулась и натуральным образом бросилась наутек, чувствуя, как горит лицо.

– Эден! – крикнул мне в спину Илай. В его голосе звучал смех. Оставалось притвориться глухой, слепой и резво вскарабкаться по лестнице.

– Подожди, – пробормотала запыхавшаяся Тильда, когда толпа народа спрятала нас в коридоре. – Если ты что-то забыла в кабинете старомагического, то мы его уже проскакали, а если убегала от подозрительно улыбчивого Мажора, то он нас не догоняет, поэтому… дай выдохнуть. У меня бок колет!

Я смущенно переминалась с ноги на ногу и на всякий случай поглядывала, не маячит ли где-нибудь знакомая мужская фигура.

– Мне очень любопытно, что у вас произошло, но я промолчу из уважения к твоим проблемам с доверием, – по-умному объявила она.

– Нет у меня проблем с доверием. Он меня поцеловал! – на одном дыхании без пауз выпалила я. – Как думаешь, блудом можно заразиться через поцелуй?

В ответ Тильда прыснула в кулак, помахала перед лицом ладошками, видимо, стараясь сдержать обидный хохот, и объявила:

– Ведьма, если ты ничего нигде не забывала и просто сбежала от Форстада, то вернемся.

Возле кабинета философии нас поджидал Илай. Подруга, активно жестикулируя, еще рассуждала о собачьем холоде на полигоне, а меня уже утянули в пустую аудиторию, где однажды нам с Форстадом удалось со вкусом и огоньком поцапаться. Только я открыла рот, чтобы спросить, какого демона он творит среди бела дня, как этот самый рот оказался заткнут поцелуем.

Из моих рук выпала папка с докладом по истории. Соскользнула с плеча сумка с учебниками, сначала повисла на локте, а потом тоже отправилась на пол. Зачем лишние вещи, если они мешают цепляться за шею парня? Я отвечала с задором и огоньком, взлохматила ему волосы, чуть не отодрала пуговицу на мантии. Никогда бы не подумала, как забавно заниматься жаркими глупостями в пустых аудиториях, прижимаясь спиной к тонкой двери, пока за этой самой дверью ходит толпа народа.

Наконец, когда у меня закончилось дыхание, а тело наполнилось незнакомой истомой и требовало совершенно иных касаний, о каких лучше думать в душной темноте под одеялом, Илай оторвался от моих губ. Некоторое время я не поднимала глаз и пыталась вернуть исчезнувший дар речи.

– Ты хотел со мной поздороваться? – хрипловатым голосом наконец вымолвила я.

– И еще сказать, как сильно ты мне нравишься, – прозвучало буднично и очень просто.

Вскинула голову, посмотрела в потемневшие глаза, напряженное лицо, сжатые губы, умеющие жарко целовать. В этот момент все изменилось. Я осознала, что влюблена в Илая Форстада, невыносимого, высокомерного… самого лучшего.

Вскоре за окнами академии закружился первый снег. Подхваченные воздушными вихрями, метались крупные белые хлопья, липли на стекла, немедленно таяли, а если добирались до земли, то немедленно растворялись, оставляя холодную влагу. Первый снег был слаб и не знал, как укутать согретый живым теплом Дартмурт. Зима наступила с приходом второго снега, прокралась на цыпочках, тихо-тихо, неощутимо, подменив мрачное межсезонье. Никто толком не заметил, как она утвердилась, развернула огромные белые крылья, заморозила воздух ледяным дыханием, накрыла окрестности снежным одеялом.